Журнал теории и практики Евразийства №3
(№1 , №2 , №3)
"Познай самого себя. Будь самим собой." (Древняя мудрость)

"Если Россия возродится, то только как Евразийская держава, и только через евразийство."(Л.Н. Гумилев)

Люди и время
От редакции
Новости СНГ
Российские СМИ о СНГ
Евразийская мысль
Наследие
Союз Белоруссии и России. Обзор событий
Союз Белоруссии и России. Статьи
Ближнее зарубежье. Соотечественники
Культура
Люди и время
Дискуссия
 
 Сегодня в номере
Евразийская мысль
Гумилев Л.Н.  Заметки последнего евразийца
Чистов В.Г.  Российско–украинские отношения через призму теории этногенеза.
Часть 1. Фаза надлома

Чистов В.Г.  Российско–украинские отношения через призму теории этногенеза.
Часть 2. Эпоха войн и революций

Гушер А.И.  Проблема терроризма на рубеже третьего тысячелетия новой эры человечества
Наследие
Н.С.Трубецкой  К украинской проблеме
Союз Белоруссии и России. Статьи
Посохов С.А.  Быть вместе – наша судьба
Фролов К.А.  Общерусское самосознание – фундамент воссоединения
Ближнее зарубежье. Соотечественники
Наталья Айрапетова  Россия живет по китайской поговорке. А поговорка эта гласит: « Не дай вам Бог жить в эпоху перемен!»
Грунин В.Ф.  Азербайджан: этот нелегкий суверенитет
Сокуров С.А.  Мертвая и живая вода национализма
Власов В.А.  Проблемы распространения периодических изданий государств — участников СНГ в России
Культура
Кожинов В.В.  О месте России в мире
Архимандрит Феофилакт (Георгиадис)  Основание иерусалимского подворья в Москве — важнейшая веха в укреплении братских отношений между иерусалимской и русской церквами
Корнеева Н.И.  Белорусские мастера в Московском государстве второй половине XVII века
  Русский скульптор Владимир Суровцев
Люди и время
Серапионова Е.П.  Карел Крамарж о федерализме и проблемах будущего государственного устройства России
  Генералиссимус князь А. В. Суворов в анекдотах и рассказах современников
 
 Состав редакции 
Шишкин И.С. - главный редактор
Левченко Д.Е.
Макаренков М.В.
Мирошниченко С.А.
Михайлюк И.Ф.
Севастьянов А.Н.
Хромов О.Р.
 Редакция 
e-mail: isve@orc.ru 
 Учредитель 
ОООИ "Факел"
Архив

№1

№2

№3

 


Дизайн: Сергей Попков




Генералиссимус князь А. В. Суворов в анекдотах и рассказах современников


Лубок 1-ой четверти 19-го столетия. Князь Италлийский, граф Суворов-Рымникский

Личность А.В.Суворова (13. сентябя 1730 - 6 мая 1800) уже при жизни привлекала всеобщее внимание. О нем слагали легенды. Его слова, фразы в письмах, речах нередко становились афоризмами. Рассказы о поступках полководца переходили в мемуары, смешивались с изустным преданием, рождали анекдот - своеобразный литературный жанр соединявший устную традицию с мемуарной. В этих кратких остроумных рассказах личность полководца предстает живой и естественной, яркой, лишенной официозной напыщенности и ученой надуманности. Неслучайно анекдоты об А.В. Суворове можно часто встретить в обширной литературе о генералиссимусе.

В этом номере представлена небольшая подборка анекдотов, которые известны в мемуаристике и которые рассказывали уже при жизни А.В.Суворова. Конечно, анекдот не документальная фиксация события, но он историчен по-сути, его достоверность в главном - в образе и действиях героя. В деталях анекдот следует за традицией устного творчества, сохраняя при этом, колорит Суворовской эпохи, ощущения от общения с полководцем, воспоминание о нем.

Напомним биографию А.В.Суворова. Он родился в Москве на Арбате в 1740 г. в семье денщика, ординарца и переводчика с французского у Петра I Василия Ивановича Суворова (1705-1775). Его мать Авдотья Федосеевна Манукова была родом из небогатой дворянской семьи. Биографы полагают, что именно от нее А.В.Суворов унаследовал любовь к родному языку, знание пословиц, поговорок, которыми постоянно "пересыпал" свою речь, письма, а порой и военные донесения.

В детстве А.В.Суворов страдал слабостью здоровья так, что трудно было предположить в нем будущего военного, но воля и стремление к службе с детских лет, постоянные физические упражнения, работа над собой дали ему богатырское здоровье.

В 1742 г. на имя императрицы Елизаветы Петровны А.В.Суворов отослал прошение: "...А имею я желание служить Вашему Императорскому Величеству в лейб-гвардии Семеновском полку ... Всемилостивейшая Государыня, прошу Вашего Императорского Величества о сем моем челобитье решение учинить". Просьба была удовлетворена, и по обычаю того времени Александр Васильевич получил отпуск. На службу Суворов явился в 3-ю роту Семеновского полка 1 января 1748 г. и до 1800 оставался в строю, пройдя путь от рядового до генералиссимуса.

Вот его краткий послужной список.

1759, 14 июля - впервые участвовал в сражении в чине подполковника.

1760, 28 сентября - вступил с русскими войсками в Берлин.

1762, 26 августа - назначен командиром Астраханского пехотного полка в чине полковника.

1763, 6 апреля - переведен на должность командира Суздальского полка.

1768, 22 сентября - получил чин бригадира.

1769 - 1772. Сражался против войск Барской Конфедерации в Польше.

1770, 1 января - произведен в генерал-майоры.

1772, 17 сентября - переведен к в войска на шведскую границу.

1773 - по личной просьбе переведен в армию П.А. Румянцева на театр Турецкой войны, одержал ряд побед.

1774, 17 марта - произведен в генерал-порутчики.

1774, осень - направлен на подавление восстания Пугачева, которое было разгромлено до прибытия А.В.Суворова. Он лишь конвоировал пленного Пугачева из Яицкого городка в Симбирск.

1774 - 1775 - служил в Поволжье.

1776 - назначен командиром Санкт-Петербургской, а затем Московской дивизий.

1776, ноябрь - послан воевать в Крым.

1777 - 1779 - командовал Кубанским и Крымским корпусами.

1780, 11 января - отправлен в Астрахань для подготовки похода в Персидские ханства.

1782, август - вновь командует Кубанским корпусом.

1784 - 1785 - жил в своих имениях во Владимиро-Суздальских землях.

1785 - призван для службы в 1-й Санкт-Петербургской дивизии.

1786, 22 сентября - получил чин генерал-аншефа.

1786 - воюет против трок при главнокомандующем Г.А. Потемкине.

1787 - 1791 - сражается на русско-турецкой войне. Тогда были одержаны его блестящие победы при Очакове, Фокшанах, Рымнике (отсюда - граф Суворов-Рымникский), Измаиле.

1791, март - триумфальная встреча в Петербурге; назначен подполковником Преображенского полка (полковник - сама Екатерина II).

1791 - 1792 - строит укрепления на севере - в Финляндии.

1792 - 1794 - строит укрепления на юге - в Тамани и Крыму.

1794 - 1795 - участвует в Польской кампании, громит армии восставших мятежников.

1794, 19 ноября - после взятия Варшавы получает чин генерал-фельдмаршала.

1795, 3 декабря - торжественная встреча в Петербурге; затем снова отправляется в Финляндию.

1796 - командует армией на юге России (штаб-квартира в Тульчине).

1797, 6 февраля - Павел I отстраняет А.В. Суворова от службы и ссылает в г. Кобрин, затем в с. Кончанское.

1799, 6 февраля - по просьбе австрийского и русского императоров соглашается принять командование союзными войсками в Северной Италии.

1799 - сражается с французскими войсками в Италии и Швейцарии. Штурм Сен-Готарда и Чертова моста. Становится князем Италийским и генералиссимусом всех русских войск.

1800, конец марта - новая опала.

1800, 6 мая - А.В.Суворов скончался в Санкт-Петербурге.

1800, 12 мая - - похороны в Николо-Благовещенской церкви Александро-Невской лавры.

При столь блестящей карьере А.В.Суворов слыл "чудаком", его действия никто не мог предугадать, его вопрос всегда был неожиданным, а одежда, манеры поведения не выказывала в нем генерала, великого полководца. Но за чудачеством скрывалась оригинальность ума, живость мысли, неординарность и гениальность, повергавшая и одновременно очаровывавшая сильных мира сего и простых солдат. Это обаяние личности А. В. Суворова, как не в каких других, документах лучше всего передано в анекдотах о нем предлагаемых читателю.


"За день или за два до штурма Измаила, - рассказывал А. П. Ермолов1, - Суворов во время обеда велел казаку выпустить из-под полы орла; тот взлетел, но, ударившись о невысокий верх палатки, упал на стол.
— Это, господа, значит, -сказал Суворов присутствующим, - что Измаил падет" 2.


При получении фельдмаршальского жезла, Суворов велел отнести его в церковь для освящения, а сам, в одной куртке расставил девять стульев и стал перепрыгивать через них, приговаривая: "А таки перескочил".- "А таки перескочил!".-"Салтыков позади".-"Долгорукий позади!"-и так всех девять старейших его генералов (двух Салтыковых, Долгорукого, Эльмпта, Прозоровского, Мусина-Пушкина, Каменского и Каховского), а когда перепрыгнул чрез последний стул, перекрестился и произнес:
- Помилуй бог матушку-царицу! Милостива ко мне старику!
Затем облекся в фельдмаршальскую форму и пошел в церковь.3


В Стрельне ожидала Суворова присланная государыней парадная придворная карета. Облекшись в фельдмаршальский мундир, со всеми орденами, Суворов совершил весь переезд до Петербурга 4 января 1796 г., при 20° морозе, в одном мундире и с открытою головою. Сопутники его, генералы Исленьев, Арсеньев и другие, поневоле следовали его примеру и, конечно, подъехали к Зимнему дворцу полузамерзшими.
Императрица очаровала Суворова своим ласковым приемом, подарила ему богатую табакерку с изображением Александра Македонского, сказав, что "никому не приличен более вас портрет вашего тезки-вы велики, как и он",- и отвела ему для житья Таврический дворец. При этом императрицею ведено было заранее разузнать все привычки фельдмаршала и сообразно с ними устроить его домашний обиход.
Приехав в Таврический дворец, Суворов быстро пробежал по комнатам, вплоть до спальни, где уже готова была пышная постель из душистого сена и ярко горел камин; в соседней комнате стояла гранитная ваза, наполненная невскою водою, с серебряным тазом и ковшом для окачивания.
На другой же день начались к нему визиты почти всех высокопоставленных лиц, его друзей и завистников, и с последними-то он выкидывал разные штуки.
Раз за столом,-рассказывает А. Столыпин,-раскладывал я горячее, фельдмаршал спросил: "Чей это экипаж?"-Я взглянул в окно и доложил-графа Остермана! Фельдмаршал выскочил из-за стола, быстро побежал на крыльцо, и едва только лакей Остермана успел открыть дверцу кареты, как он вскочил в нее, поблагодарил Остермана за сделанную честь и, поговорив несколько минут, распростился.
В другой раз, при появлении в столовую графа Безбородко, Суворов, не вставая из-за стола, велел ему подать стул возле себя и сказал:
- Вам, граф Александр Андреевич, еще рано кушать, прошу посидеть!
Безбородко, поговорив с четверть часа, откланялся, а фельдмаршал по-прежнему оставался сидеть в столовой за каким-то постным блюдом.
Приехал к нему с визитом и Платон Зубов; Суворов принял его в дверях своей спальни в одном нижнем белье и объяснил присутствующему при этом Г. Р. Державину причину своего поступка словами: vice versa (наоборот (лат.) - ред.). Когда после приема у императрицы Суворов явился к Зубову, то тот встретил его не в полной парадной форме, а в обыкновенном повседневном костюме, что причудливым фельдмаршалом было принято за пренебрежение.4


Бывая на собраниях в Зимнем дворце, Суворов не скупился на насмешки и разные выходки.
- Однажды в Петербурге на бале,-рассказывал он сам впоследствии,-в 8 часов вечера императрица изволила меня спросить:
- Чем потчевать такого гостя дорогого?
- Благослови, царица, водочкой!-отвечал я.
- Fi done! (Фу. (франц.) - ред.) Что скажут красавицы фрейлины, которые с вами будут говорить?
-Они, матушка, почувствуют, что с ними говорит солдат.


- Трех смелых человек знал я на свете,-сказал раз Суворов Ростопчину, и на вопрос последнего-"кого именно?" - прибавил:
— Курций, Яков Долгорукий(+3) да староста Антон. Один бесстрашно бросился в пропасть, другой не боялся говорить царю правду, а третий ходил на медведя.


В Линдау Суворов получил приказ императора вернуться в Россию. К удивлению всех, он казался веселым, несмотря на незаконченную кампанию, и немедленно же выступил в поход, делая значительные остановки в городах Аугсбурге, Регенсбурге, Нейтитчине, где умер и похоронен Лаудон, и Праге. Осматривая в Нейтитчине на гробнице Лаудона длинную латинскую надпись, Суворов сказал!
- К чему такая длинная надпись? Завещаю на моей гробнице написать только три слова: "Здесь лежит Суворов"". 5
В Праге Суворов прожил почти все святки, много веселился, устраивая и принимая участие во всех святочных играх, приглашая к себе многочисленных гостей и сам охотно посещая других. Сюда, между прочим, высоко чтивший Суворова курфюрст саксонский прислал к нему своего живописца, знаменитого Шмидта, для снятия портрета, который должен был украшать Дрезденский музей.6 Узнав об этом, Суворов сказал своему секретарю:
- Зачем изволит беспокоиться его светлость; откажи ему и скажи, что я мальчишка.
Пораженный этими словами, последний воскликнул:
- Судить, кто вы, не ваше дело; предоставьте это Европе. Ужели вы заставите художника сказать вам, что сказано было Монтескье, отказавшемуся также от портрета: разве в отказе этом менее гордости?
Суворов запрыгал, поставил посредине комнаты стул и велел ввести живописца. Едва только показался в дверях убеленный сединами маститый старец, как Суворов тотчас обнял его и поцеловал, затем, отскочив от него, сказал по-немецки следующую речь:
- Его светлость, курфюрст, желает иметь мой портрет. Ваша кисть изобразит черты лица моего: они видны, но внутреннее человечество мое сокрыто. Итак, скажу вам, любезный господин Шмидт, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего, во всю мою жизнь никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписал; ни одно насекомое не погибло от моей руки. Был мал, был велик (и при этом вскочил на стул); при приливе и отливе счастия уповал на бога и был непоколебим (тут он сел на стул), как и теперь.
Шмидт тотчас же любуясь на неподвижно сидевшего Суворова, взялся за кисть.
Окончив работу, художник показал портрет Суворову; но он, едва взглянув на него, сказал:
- Полезны ли были вам мои психологические рассуждения о самом себе?
- Очень,-отвечал тот,-для начертания характеров пригодно все, даже мелочи... Я не Рубенс! Но он бы в первый раз позавидовал моему счастию!


За несколько дней до смерти Суворова Павел I прислал узнать о состоянии здоровья фельдмаршала графа Кутайсова. Вот как рассказывает об этом свидании Греч.7
Когда Суворову доложили о прибытии графа Кутайсова, он сказал: "Просите". Кутайсов подошел к постели больного в красном мальтийском мундире, с голубою лентою через плечо.
- Кто вы, сударь?-спросил у него Суворов.
- Граф Кутайсов.
- Граф Кутайсов? Кутайсов? Не слыхал. Есть граф Панин, граф Воронцов, граф Строганов, а о графе Кутайсове я не слыхал. Да что вы такое по службе?
- Обершталмейстер.
- Прежде чем были?
- Оберегермейстером.
- А прежде? Кутайсов запнулся.
- Да говорите же!
- Камердинером.
- То есть вы чесали и брили своего господина.
- То... точно так-с.
- Прошка!-закричал Суворов,-поди сюда, вот посмотри на этого господина в красном мундире с голубою лентою. Он был такой же холоп, как и ты, да он турка, так он и не пьяница. Вот видишь, куда залетел! И к Суворову его посылают. А ты вечно пьян, и толку из тебя не будет. Возьми с него пример, и ты будешь большим барином.
Кутайсов доложил государю, что Суворов в беспамятстве и без умолку бредит.


Задавая иногда очень странные вопросы, Суворов не обращал внимания, если получал подобные же ответы. Для него важно было прежде всего не слышать "не могу знать".
Однажды за столом у него было довольно много гостей, в числе которых находился и полковник Петр Афанасьевич Борщев. Пред самым концом обеда, который до того проходил в серьезных и оживленных разговорах, фельдмаршал обращается к своему адъютанту Столыпину и говорит:
- Мальчишка! Берегись: ведь П. А. <...> все знает, что делается;-и затем говорит самому Борщеву:-П. А.! Что делает теперь китайский император?
Тот, нисколько не смущаясь, ответил:
- Он уже отобедал: встал из-за стола и пошел почивать.
— Пора и нам спать,-сказал на это Суворов и тотчас же встал из-за стола.


Суворов редко бывал в добром согласии с князем Н. В. Репниным.8 Однажды последний прислал к нему, тогда фельдмаршалу и главнокомандующему армиями, для переговоров майора X. Суворов принял его ласково, но старался спутать вопросами, желая узнать, нет ли в нем немогузнайства. Наконец, предложил ему прогуляться с ним верхом и осмотреть лагерь. Проездили они несколько часов, и Суворов предлагал майору вопрос за вопросом, стараясь его спутать; но майор отвечал на все скоро и удовлетворительно.-Вдруг Суворов подъехал к реке и спрашивает:
- А сколько, батюшка, рыбы в этой реке? Майор, зная, что Суворов не терпел слова "не знаю", отвечал определенным числом, какое ему первое пришло в голову. Суворов покачал головою, поехал далее и начал говорить о своих ночных походах и внезапных нападениях на неприятеля. Посреди разговора он вдруг спрашивает майора:
- А скажи мне, сделай милость, сколько звезд на небе?
Майор, немного подумав, отвечал смело и решительно:
- Семьсот миллионов пятьсот сорок шесть тысяч восемьдесят три звезды, ваше сиятельство.
Суворов обернулся к майору с довольным видом, поблагодарил его за сообщенное сведение и дружески потрепал по плечу.
Возвратясь в палатку, где собрались многие генералы, Суворов рекомендует им майора; тот, готовясь к отъезду, спрашивает графа, что он прикажет отвечать князю Репнину.
- А какое, батюшка, различие между князем Николаем Васильевичем и мною?-спросил вместо ответа Суворов.
Такой неожиданный вопрос привел бы всякого в смущение, тем более, что нужно было заботиться, чтобы не оскорбить Репнина и угодить Суворову; но находчивый майор, не задумываясь, ответил:
- Такое различие, ваше сиятельство, что князь Николай Васильевич и хотел бы сделать меня подполковником, да не может, а вашему сиятельству стоит только захотеть!
- Помилуй бог, хорошо! - вскричал Суворов,-помилуй бог! Умный человек! Могузнайка! Подполковник, право, подполковник!
Догадливый майор тотчас же был поздравлен всеми с чином подполковника.


Однажды рассказывали при Суворове разные любопытные анекдоты про известного генерала Текелия9, отличившегося за Кубанью и в турецких войнах под знаменем Екатерины.
- Помню, помню,- воскликнул Суворов,- сего любезного моего сослуживца, усача-гусара, рубаку-наездника, гордившегося сходством лица и роста с Петром Великим, с портретом которого и умер. Его вздумал как-то отклонить от нападения, по политическим видам, один миролюбивый командир; но он сказал ему: "Политика-политика, а рубатися-треба", бросился на неприятеля, разбил его и, возвращаясь, сказал миролюбивому советнику:
- А що твоя папира?
— Я бы с Текелием,-добавил Суворов,- воевал без бумаги. Он с саблею, а я со штыком. Да покоится прах его!-При этом встал и перекрестился.


В одну из турецких кампаний при Суворове должность, дежур-майора армии (вроде нынешнего начальника штаба) исправлял капитан Б. Он был расторопный и храбрый офицер и за это пользовался любовью Суворова.
Раз Суворов поздно вечером объезжал караулы и аванпосты лагеря вместе с Б., который вообще любил иногда выпить и даже лишнюю и на этот раз был порядочно навеселе. Отчасти благодаря этому, а еще больше вследствие темноты, наши путники заблудились и ехали прямо в неприятельский лагерь. Первым заметил это Суворов и повернул назад, а Б. продолжал скакать, не слыша голоса главнокомандующего, кричавшего ему: "Вавило! Вавило (как обыкновенно звал Суворов своего дежур-майора), назад! назад!"
Он уже успел подъехать к первому огню, не замечая, что тут не свои, но видя, что все спят, начал их лупить нагайкою... Услышав крики: "Аллах! Аллах!",-он остановился. Его тотчас же схватили и при посредстве толмача стали расспрашивать, кто он такой. Б. смело ответил:
- Дежур-майор Суворова.
Начальник передового турецкого поста, узнав, какого важного пленника им удалось захватить, немедленно отправил его в главный лагерь, к верховному визирю.
Перед визирем Б. решился разыграть роль пьяного, а тот, желая воспользоваться откровенностью пьяного человека, стал расспрашивать его о положении русских войск, и Б. выкладывал ему все как по книге. Визирь, питая полную надежду разбить русских, благодаря полученным сведениям от Б., отправил его, как задаток победы, в Константинополь, где его и посадили в Семибашенный замок.
Суворов же, возвратившись в лагерь и не дождавшись Б., догадался, что он попал в плен к туркам, и, опасаясь, чтобы они не выведали чего-нибудь от Б., предупредил турок и внезапным нападением разбил их наголову.
После размена пленных Б. возвратился в армию и явился к Суворову. Тот, увидав его, по-прежнему называя одним именем, стал расспрашивать.
- Да ты, Вавило, жив? Да ты, Вавило, здесь? Да тебя турки не убили?
Б. подал Суворову пропускной через границу билет, с котором он был назван майором.
Взглянув на него, Суворов воскликнул:
- Да ты, Вавило, майор? Помилуй бог, как это хорошо! И султан знал, что ты майор?
- Знал, ваше сиятельство.
- Ну, что же нам с тобой делать? Вслед за этим Суворов, наговорив массу своих поговорок и присловий, сказал, обращаясь к окружающим:
- Помилуй бог, и сам султан знал, что он майор; так нечего делать, запишите его майором.


Во время постройки укреплений в Финляндии Суворов поручил некоторые работы своим полковникам. Одного из них он долго не мог навестить и когда прибыл к нему, то нашел большие неисправности. Стал ему выговаривать, но полковник сваливал всю вину на своего подчиненного.
— Оба вы не виноваты,-сказал на это рассерженный Суворов, схватил прут и начал хлестать себя по сапогам, приговаривая: "Не ленитесь, не ленитесь; если бы вы сами ходили по работам, все было бы хорошо и исправно".


Полковник N был большой остряк и шутками своими часто колол других, даже весьма почтенных особ. Будучи в то же время исправным и хорошим офицером, он никак не мог понять, почему его считали сравнительно на худом счету. Однажды Суворов, подозвав его к себе, просил быть осторожнее, говоря, что он имеет опасного врага. Полковник поблагодарил графа за предостережение и просил объявить имя этого врага.

- Не граф ли X,-говорил он.
- Нет,-отвечал Суворов.
- Не генерал ли У?
- Нет.
- Не князь ли Ш?
- Нет.
Итак, сколько ни перебирал полковник, Суворов все отвечал: "Нет". Тогда тот, уже в крайнем нетерпении, убедительно стал просить графа назвать имя его врага; и граф спросил:
— Плотно ли притворены двери?-подошел к ним, запер на замок, и, наклонясь к полковнику, который от нетерпения и любопытства был как на иголках, шепнул на ухо: "Твой язык!"


Кто-то уверял Суворова, что он ничуть не меняется и все цветет.
— Нет, любезный,-отвечал он,-Одни цветы производит весна, а другие-осень. Хорошо, что я отцветаю на солнце. В тени растения ядовиты.


Когда Суворову доложили о падении одного министра, он сказал:
— Я этого ждал: фортуна воздвигает колосс, подножие которого из глины; она отвела ему у себя уголок только для постоя, а не в вечное потомственное владение. Я знал, что неисправная сия хозяйка сперва его приголубит, а после прогонит. Беда без фортуны, но горе без таланта!..


В присутствии Суворова читали книгу, где рассказывалось о том, что один персидский шах, вообще человек кроткого нрава, велел повесить двух журналистов, поместивших в своих листках две лжи.
— Как!-воскликнул на это Суворов,-только две лжи? Что, если бы такой шах явился у нас: исчезли бы все господа европейские журналисты! Не сносить бы головы ни одному из них!


Какой-то говорун, распространившись об отечественной истории, почти всех наших полководцев называл великими.
Суворов, дав ему полную свободу высказаться, заметил:
- Не слишком ли, брат, расточаешь титла великого? Не смешивай знаменитых с великими: первых у нас довольно; последними природа везде не так-то таровата.
Только через несколько веков выпускает по одному. Взгляни на воздвигнутый Великому Великою монумент Петра! Поклонись и остановись!


Некто К., отличавшийся большою словоохотливостью, вздумал занять Суворова своими разговорами о графе П. А. Румянцеве-Задунайском10 и во время рассказа беспрестанно повторял, что он ему родственник. Суворову это страшно надоело, и он, желая прервать рассказчика, сказал:
- Ваша речь впереди. Спасибо вам, что вы хвалите Петра Александровича! Он, подлинно, в продолжение сорокалетнего начальствования, не наговорил всего того, что вы теперь в полчаса.
Потом, попрыгав по комнате, продолжал:
— Радуюсь, что я не племянник какому-нибудь великому человеку: тогда называли бы меня племянником, а не Суворовым.


В бытность Суворова в Италии захотел ему представиться известный ученый, аббат Анджело Майо. Введенный секретарем в кабинет Суворова, он пробыл там более часу и при выходе сказал:
- Мне остается только жалеть, зачем я не русский, чтобы погордиться землячеством великого человека. Удел наш бедных итальянцев тот, чтобы величаться лишь развалинами древней славы предков-героев наших, а современной - не видеть.
Вслед за ним выскочил и Суворов и воскликнул, обращаясь к секретарю:
- Где ты, водолаз, сыскал сию драгоценнейшую из всей Италии жемчужину?
- Она при появлении вашем,-отвечал тот,-сама к вам выплыла.
— Кудряво! Кудряво!-сказал Суворов.


Заехав однажды на постоялый двор, Суворов пообедал и лег спать.
В это время сели обедать извозчики, и Суворов любовался, как они уписывали свинину, облитую хреном. Первая чашка, с лохань величиною, исчезла в две-три минуты, за нею последовала и третья. Суворов, наконец, потерял терпение и, обращаясь к мужичку, который ел проворнее всех, сказал:
- Ну, мужичок, ты ешь с аппетитом!
— Нет, боярин! - отвечал тот простодушно,- где нам разбирать аппетиты да лихие болести, ем себе во славу божию с хреном, и спасибо хозяину.


Находясь на Кубанской линии, Суворов решил объехать ее для осмотра и, по обычаю никого не предупреждая, сел на простые пошевни и отправился на почтовую станцию, где стоял с командою капитан, старый служака и весельчак, но никогда не видавший Суворова.
Услышав почтовый колокольчик приехавшего Суворова, он вышел навстречу и, подумав, что перед ним простой офицер, обратился к Суворову с следующими словами:
- Э, брат служивый, ты иззяб, войдем в избу; выпей чарку водки да поужинаем чем бог послал!
Суворов, благодаря его, вошел в избу и тотчас же сел за стол, на котором была поставлена кашица и штоф с водкою. Он с большим аппетитом ел кашицу, а капитан стал его расспрашивать, кто он и куда едет. На первое' Суворов отвечал ему, что на мысль пришло, а на второе, будто бы он послан от Суворова заготовлять для него лошадей по линии.
- Странно! Не нашли помоложе тебя,-отвечал офицер.-Да сколько надобно лошадей?
- Хоть генерал,-отвечал Суворов,-едет и налегке, но все восемнадцать надо.
- Вот тебе раз! А здесь только восемь... Ну да станица казачья близко, за лошадьми дело не станет; изволит подождать. Но скажи мне, камрад: каков этот Суворов? Говорят, строг? Полно, я не боюсь: хоть в полночь приезжай, все у меня исправно. Я люблю служить у строгого командира.
- Неужели ты не слыхал об нем?-отвечал Суворов,-все говорят, что он пьяница и чудак.
- Э... э, ты, брат, шутишь! Видна птица и по полету: он так загонял поляков и турок, что перед ним другие генералы дрянь!
После этого офицер много наговорил в похвалу Суворову, на что тот частию соглашался, а частию делал опровержения. Под конец разговора Суворов и капитан подружились, выпили еще по рюмке водки, переценили всех знаменитых генералов, обнялись и, поцеловавшись, расстались.
Со следующей станции Суворов прислал капитану записку такого содержания:
— Суворов проехал; благодарит капитана за ужин и просит о продолжении дружбы.


Раз Суворов куда-то быстро шел в одной куртке и услышал, что его кто-то зовет. А звал его сержант, присланный от генерала Дерфельдена к нему с письмами.
- Эй, старик!-кричал сержант,-постой! Скажи, где стоит Суворов?
- Черт его знает,-был ответ Суворова.
- У меня от генерала к нему бумаги есть,-продолжал сержант.
- Не отдавай, не отдавай! Он теперь или мертвецки пьян, или горланит петухом.
При этих словах Суворова сержант, замахнувшись на него кулаком, проговорил:
- Моли ты бога, старикашка, за свою старость... Не хочу только рук марать... Как смеешь ты ругать отца и благодетеля?
Суворов после этого немедленно же исчез. Час спустя впустили сержанта к' Суворову, и он, к ужасу своему, узнал в нем давешнего "старикашку" и уже готов был броситься ему в ноги, как Суворов обнял его и сказал:
- Спасибо, брат! Ты на деле доказал твою ко мне любовь, и хотел поколотить меня за меня.
И тут же из своих рук угостил его рюмкой водки.


Проездом из Турции в Петербург Суворов остановился, не доезжая г. Погар, в одном селении, чтобы переменить лошадей. Дело было в Михайлов день, в храмовый сельский праздник; мужики все почти были пьяны и на требование Суворова, объявившего себя переодетым адъютантом фельдмаршала, отвечали одними дерзостями. Тогда он послал своего адъютанта, подполковника Куриса11, искать старосту, а сам остался у сборной избы при повозке.
В это время подошел к нему отставной гусарский корнет и говорит:
- Бог помочь, старинушка!
- Спасибо, добрый человек,-отвечает граф.
- Кто это едет?-спрашивает корнет.
- Передовой графа Суворова, адъютант.
- А где ж он?
- Пошел искать старосту, добывать лошадей.
- Да здесь, старинушка, все мужики пьяны, у них толку не скоро добьешься; да к тому ж у нас здесь сегодня праздник, так и пуще пьют... Ты, видно, старинушка, находишься при адъютанте, из служивых?
- Из служивых, добрый человек.
- А которого полку и чем служишь?
- Фанагорийского, гренадерского полку сержант.
- Какой же ты старенький! И в какую дальнюю дорогу едешь! Каково тебе, бедному, сидя на передку, трястися! Ай, служба, служба!
Хотя Суворов и говорил корнету, что командир его добрый человек и часто сажает его с собой в кибитку, но тот не успокаивался и продолжал:
- Старичок любезный, служивый! Лошадей вам скоро еще не дадут, а мне, право, жаль смотреть на тебя, старинушка, как ты стоишь на открытом воздухе при теперешней худой погоде; видишь, какая мгла и ненастье. Пожалуй лучше ко мне обогреться, а я живу здесь близко.
Суворов благодарит его и говорит, что без командира не смеет отлучиться от повозки.
- Правда твоя, старинушка,-отвечает на это корнет,-по них хоть умри, они никогда о нашем брате не вспомянут: сыт ли ты или нет... Я сам служил более сорока лет, да едва выпустили в отставку с чином корнета. Я думаю, и ты, старинушка, служишь довольно?
- На сороковой уже десяток перевалило,-ответил Суворов.
- Смотри, пожалуй,-говорит корнет,-а небось командир твой моложе твоих внучек?
- Нет,- ответил Суворов,- я благодарю бога, командир мой, хотя и молод, но меня, старика, бережет и порцию дает. К тому ж, несколько он мне и сродни.
- А из каких отдан ты, любезный служивый?
- Из однодворцев Курской губернии, Обоянского уезда, откуда и командир мой.
-. Знаю, знаю; я там с полком стоял назад тому лет тридцать.
В это время подошел Курис, и Суворов, показывая на него, говорит корнету: "Вот мой командир".-Затем снял фуражку и спрашивает Куриса:
- Что, ваше благородие, изволили отыскать старосту?
- Нет,-отвечает Курис,-во всем селе нет ни одной трезвой души.
Тогда старый корнет, сняв шапку, говорит Курису:
- Пожалуйте, ваше благородие, ко мне в дом, я вот здесь недалеко живу; вы у меня обогреетесь, а старичок бедный (указывая на Суворова), сами изволите видеть, весь перезяб; в это же время, как побудете у меня, вам и лошадей изготовят.
- По мне, как он хочет,-говорит Курис,-с моей стороны,-пожалуй, зайдем!
- Почему же не так,-отозвался Суворов,-когда добрый человек приглашает, лучше у него погреться, чем понапрасну, стоя на дожде дрогнуть: плеть обуха не перешибет,-когда мужики все пьяны, как изволите сами говорить...
В это время Курис перебивает его словами, что, может быть, лошади и скоро будут, так как он нашел пьяного десятника, которого постращал и послал искать лошадей.
Но корнет, почему-то ужасно полюбивший старого сержанта, не унимался и снова обратился к Курису:
- Ваше благородие! Мы, идучи ко мне, накажем в сборной избе сторожу, чтобы как лошади будут готовы, привел бы их к моему дому, а старому извозчику, который вас сюда привез, велим караулить, и лошадей его до приводу других не отпускать; то и будет он сам для себя стараться-скорее лошадей собрать: мужики друг для друга охотнее соглашаются.
На это Курис ничего не возражал, и все трое пошли к дому корнета. Куриса последний попросил сесть, а Суворова раздел и посадил на печь, говоря:
- Сядь, сядь, бедный служивый! Обогрейся! Его благородие не прогневается на тебя, старинушка!..
- Для меня пожалуй,-говорит на это Курис,-как ему угодно.
- Видишь, какой у тебя добрый командир,-замечает корнет и садится рядом с Суворовым на печь, а жене отдает такой приказ:
- Старуха! Дай-ка нам, старичкам, чего-нибудь выпить...
Та подала им бутылку наливки и домашней закуски. Корнет, налив рюмку, подал Суворову и говорит:
- Выпей-ка, любезный старичок, и закуси; да ляг погреться.
За первой рюмкой последовали вторая и третья. Затем корнет дает новый приказ своей жене:
- Хозяйка! Изготовь-ка ты, чем бог послал, для дорогих гостей поужинать...
Жена корнета была также женщина добрая и сердечная, живо достала двух кур, одну сварила в борще со свиным салом, а другую-изжарила; да кроме того сделала яичницу, молочную кашу, яиц всмятку, и все это поставила на стол.
Тогда корнет просит Куриса садиться за стол и прибавляет:
- Да позвольте, ваше благородие, сесть тут же и сержанту.
- Пожалуй, когда тебе угодно,-отвечал тот. Корнет немедленно сводит Суворова с печи, садит за столом подле себя и потчует его более, чем Куриса. Суворов ни от чего не отказывался, и старики опрокидывали в себя чарку за чаркой разных наливок и, наконец, оказались навеселе. За столом присутствовали два сына хозяина, из них одному было 14, а другому-12 лет.
- Что это за мальчики?-спрашивает корнета Суворов.
- Детки мои, дорогой служивый.
- Да чего ж вы их не записываете в службу?
- И, батюшка служивый,-заговорили вместе корнет и его жена,-тебе об военной службе нечего сказывать. Записать их в полевые полки? Так они еще молоды и без протекции быть не могут; у меня нет никого таких благодетелей, да и знакомых в полках, кому бы поручить их, никого нет; а без того они пропадут; да и прослужат до офицерского чина лет двадцать, как и я сам прослужил более сорока лет, и насилу добился в отставку с корнетским чином. А записать их в гвардию? То хотя их и примут: ибо я дворянин природный, но состояние мое не позволит мне не только содержать их там, но и довезти до Петербурга нечем. А пускай они подрастут и тогда бог определит им: его святая воля над ними! А у нас со старухой все и богатство в них...
Выслушав корнета, Суворов говорит Курису:
- Ваше благородие! Потрудитесь записать доброго сего человека с его детьми, кто они таковы; авось я при удобном случае доложу об них графу Суворову. Не сделает ли он им для меня какой милости.
Курис вынимает памятную книжку и делает нужную запись, а корнет, ничего и после этого приказания не подозревавший, говорит:
- И, батюшка служивый! Где тому статься, чтоб граф Суворов сделал что-нибудь для нас, бедных людей.
- Неправда!-ответил мнимый сержант,-его сиятельство-человек добрый и меня любит, я часто с ним пришучиваю, и он кое в чем меня слушает, потому что я служу при нем лет с тридцать и нахожусь при его конюшне. Он давно хотел произвести меня в офицеры, но я сам того не хочу; для того, что от фронтовой службы отстал, а на старости лет не скоро привыкнешь: к тому же и к какому попадешься командиру; у другого не рад будешь и чину. Я ж уверен, что граф при отставке моей сделает меня непременно офицером, я и тем буду доволен. Да и то признаться, не без тягости мне будет: грамоте не умею; родственники мои померли, и находишься без пристанища. А потому и положил я, покуда даст бог здоровья графу, оставаться при нем, и когда прежде его умру, то он, по милости своей, не оставит меня похоронить.
Корнет с глубоким вниманием выслушал эти слова и сказал:
- Правда, и мы слышали о графе, что он добрый человек.
Вскоре после этого привели лошадей, и Суворов, поблагодарив за угощение корнета и его жену, отправился со своим адъютантом в дальнейший путь.
По приезде в Петербург, Суворов, улучив удобный момент, сообщил императрице об оказанном ему старым корнетом гостеприимстве и тут же попросил за его сыновей. Через неделю или две после этого последовал именной высочайший указ-определить сыновей корнета сержантами в лейб-гвардии Преображенский полк и отправить в действующую армию, в главную квартиру Суворова, а на дорогу им выдать две тысячи рублей.
Не только старый корнет со своею женой, но и весь Погарский уезд во главе с исправником, лично объявившим им о царских милостях, был несказанно удивлен, особенно когда они убедились, что "старый служивый", "сержант-конюх" был сам граф Суворов-Рымникский.


Суворов терпеть не мог зеркал, и в угоду ему их везде выносили из комнат, на вечерах, на балах и даже иногда, по желанию императрицы, во дворце.
- Не хочу видеть другого Суворова,-обыкновенно отговаривался он.
Но раз в Херсоне, по усиленной просьбе дам, было оставлено одно маленькое зеркало в задней комнате.
— Это для дам-кокеток,-говорил Суворов; и дамы после такого отзыва, конечно, в ту комнату больше не входили.


Князь Г. А. Потемкин не раз напрашивался к Суворову на обед; тот всячески отговаривался, но, наконец, вынужден был пригласить его с многочисленною свитою.
Славивщемуся своим искусством метрдотеля Матью, он поручил приготовить великолепнейший обед, не щадя денег, для себя же, лично своему повару Мишке велел сделать обычных два постных блюда.
Обед оказался великолепнейшим и удивил даже самого Потемкина; "река виноградных слез", как поэтически выразился сам Суворов в одном из писем, "несла на себе пряности обеих Индий". Сам же хозяин, под предлогом нездоровья и поста, ни до чего не дотронулся, кроме своих постных блюд.
На другой день метрдотель принес ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, но Суворов, надписав на нем:
"Я ничего не ел", отправил к Потемкину.
— Дорого мне стоит Суворов,-сказал светлейший и заплатил.


Проснувшись однажды во втором часу ночи, Суворов в одной рубашке стал бегать по комнате. В это время в комнату вошел Прошка.
- Ах ты, проклятый, напустил ветру из двери, мне холодно, лови, лови ветер, я помогу.
И Суворов с Прошкой стали бегать по комнате, как будто ловя что-то: наконец, последний отворил дверь и, показывая, что выбрасывает что-то, сказал:
- Поймал и выпустил.
- Спасибо, спасибо,-говорил радостно Суворов,- теперь теплей, а то, проклятый, заморозил было. <,..>
Однажды Суворов прохаживался с императрицею Екатериною II по царско-сельской колоннаде. Беседуя с ним о великих людях, императрица закончила свою речь словами:
- Здесь беседую я иногда безмолвно с изваянными сими лицами их,-и села отдохнуть. Суворов же стал бегать от одной статуи к другой, от статуи какого-нибудь иностранца быстро отскакивал, а перед изображением русского героя кланялся в пояс. Государыня, подозвав Безбородко, шепнула ему что-то; тот подошел к Суворову и между прочими разговорами спросил, как ему нравится колоннада. На это Суворов сказал:
- Я в отечестве своем ищу земляков; правда, в нашем климате лавры скоро отцветают; мороз - их враг; затем повернул Безбородко лицом к памятникам Румянцева и Орлова и воскликнул:
— Смотрите, смотрите туда! Кагул! Чесма! Ура!12
Когда потом заговорила с ним императрица, то первыми ее словами были следующие:
- Не долго будем мы наслаждаться столь прелестною погодою. Жесток, признаюсь, климат наш. От него нет пощады и лаврам; но для них есть у меня парник (при этом указала на свое сердце). Будьте уверены, граф, что я не похожу на тех людей, которые, выжав из лимона сок, бросают корку.
Чрез несколько дней колоннаду украсил и бюст Суворова.
Рассказывая впоследствии в Италии этот анекдот, Суворов прибавлял:
— Не надобно солдату говорить с дипломатом. Я молвил два слова и попал впросак...


Около того же времени до Суворова дошел другой слух, будто императрица за что-то на него досадует. Суворов при первой же встрече с Екатериной бросился к ней
в ноги и лег.
- Что вы, Александр Васильевич? - спрашивала
Екатерина, подымая его.
Суворов быстро вскочил и, смеясь, сказал:
— Вот врут, будто я упал,- видите, сама матушка-царица подняла меня.

Публикацию подготовил О.Р.Хромов

1 Ермолов Алексей Петрович (1777 - 1861) - генерал от инфантерии, полководец и дипломат, участник Суворовских походов и войн с Наполеоном. С 1816 г. главнокомандующий на Кавказе.В 1827 г. уволен в отставку по подозрению в связях с декабристами.
2 Измаил был взят русскими войсками пол предводительством Суворова 11 декабря 1790 года.
3 Федмаршальский жезл был прислан А.В.Суворову после подавления восстания под руководстволм Тодеуша Костюшко и взятия Варшавы в 1794 г. Варша была взята без пролития крови, после штурма Праги, которую защищали 30000 лучших польских воинов и 104 пушки. Город был взят около половины поляков погибли, русских пало 580 человек. Знаменитый российский историк Дм. Бантыш-Каменский так описывает падение Варшавы. "На другой день явились депутаты из Варшавы. Щадя кровь человеческую и желая победить Поляков ужасами войны, Суворов не велел хоронить убитых, дал приказание, чтобы войска находились в готовности. Депутаты проходили в ставку Русского военначальника по грудам тел, среди грозного вооружения и дымящихся развалин. Суворов вышел к ним в куртке, без орденов, в каске, с саблею; сбросил последнюю, произнеся: ""ир, тишина и спокойствие!""--и с этими словами обнял представителей народа, целовавших его колена. Граф Потоцкий, присланный от Короля, желал вступить в переговоры о мире; но Суворов отвечал: "С Польшею у нас нет войны; я не министр, а военночальник: сокрушаю толпы мятежников и желаю мира и покоя благонамеренным". 28 октября прибыли прежние Депутаты с предоставшлением жребия Варшавы великодушию Екатерины и добродетелям победителя. Король убеждал Суворова немедленно вступить в столицу. Он имел торжественный въезд 29 числа, предшествовал войскам верхом, в простом мундире, без знаков отличия."
О взятии Варшавы А.В.Суворов доложил Екатерине II "Ура! Варшава наша!". Екатерина II ответила ему аналогично "Ура! Фельдмаршал Суворов!". Анекдот исторически правдив. Все упомянутые в нем лица были генерал-аншефами и позже стали генерал-фельдмаршалами, кроме князя Долгорукого и графа Каховского.
4 Столыпин Александр Алексеевич (1774 - после 1845), генерал-майор. В 1795 г. флигель-адъютант А.В.Суворова.
Безбородко Александр Андреевич (1747 - 1799), дипломат. С 1775 г. был секретарем Екатерины II, с 1783 руководил внешней политикой России. С 1797 г. канцлер.
Зубов Платон Александрович (1767 - 1822) - последний фаворит Екатерины II.
5 Событие произошло после оканчания "Щвейцарского похода" А.В.Суворова и связано с выходом русской армии из коалиции союзников. В октябре 1799 г. Суворов получил разрешение Павла I объявить союзникам о возвращении русских войск в Россию. В это время А.В. Суворов был уже генералиссимусом.
Лаудон Гедеон Эрнст (1716 - 1790) - барон, австрийский полководец, генералиссимус. Военную службу начал в русских войсках.
По другой версии эту эпитафию Суворову придумал Г.Р.Державин.
6 Шмидт Иоганн Генрих (1749 - 1829) - немецкий портретист.
7 Кутайсов Иван Павлович (ок. 1759 - 1834) - приближенный Павла I.
Греч Николай Иванович (1787 - 1867) -писатель, журналист, мемуарист, лингвист.
8 Репнин Николай Васильевич (1734 - 1801). В 1763 - 1769 гг. посол в Польше. Участник Семилетней и русско-турецких войн. При Павле I стал генерал-фельдмаршалом (1796), был ближайшим советником императора в преобразовании русской армии по прусскому образцу.
9 Текелий (Текели-Попович) Петр Абрамович (1720 - 1793) - австрийский серб. С 1747 г. на русской службе, участвовал в Семилетней войне и в русско-турецких войнах.
10 Румянцев-Задунайский Петр Александрович (1725 - 1796) - граф, фельдмаршал, полководец прославился победами в русско-турецких войнах, государственный деятель.
11 Курис Иван Онуфриевич (1762 - 1834) - доверенное лицо А.В. Суворова. До 1796 г. заведовал его канцелярией. Впоследствии Оренбургский губернатор.
12 В 1770 г. русская армия под предводительством П.А. Румянцева одержала победы над турками при речках Ларга и Кагул (притоки р. Прут) в результате которых вышла к р. Дунай. В этом же году русский флот под командованием А.Г. Орлова и адмиралов Г.А. Спиридонова и И.С. Грейга, выйдя из Петербурга, через Гибралтар вошел в Средиземное море и в Чесменской бухте у бререгов Малой Азии полностью уничтожил турецкий флот.

Назад
Евразийский Вестник , Copyright 1999-2000