Въ защиту евразийства

Митрополит Антоний (Храповицкий)

Я хотелъ браться за перо после первыхъ же литературныхъ выступлений противъ евразийцевъ, выступлений одновременно появившихся въ правой и левой прессе. Однако, поджидалъ пока они сами за себя скажутъ. Но вотъ не далее, какъ вчера, мне дали небольшую брошюрку ихъ корифея князя Н. С. Трубецкого, въ которой онъ отказывается выступать съ противниками въ печатную полемику. Начавъ съ самой вежливой и убедительной, чисто объективной речи, молодой и высокоталантливый писатель, какъ бы незаметно самъ для самого себя, постепенно разгорячаясь, оканчиваетъ самымъ безотраднымъ приговоромъ своимъ критикамъ и темъ, увы, скрепляетъ узелъ уже видимо зародившейся вражды.

Съ чисто светской точки зрения онъ имеетъ на то право, потому что противники евразийства, и справа и слева, вовсе не ограничивались объективной критикой, а сразу начали выражать различныя подозрения почти полицейскаго характера и можно сказать внесли съ своей стороны атмосферу кухни и базара въ нашу прессу, которая впрочемъ уже давно насыщена этой атмосферой.

Однако, съ своей стороны, питая самыя искренния симпатии къ евразийцамъ, я желалъ бы, чтобы они то сами не сходили никогда съ высоты литературнаго благородства даже въ брошюркахъ, изданныхъ "на правахъ рукописи", какъ озаглавлена помянутая брошюра князя Н. С. Трубецкого

Существуютъ предметы обсуждены несравненно более выcoкие, чемь не только личные счеты или споры о томъ, какому лагерю писателей принадлежит будущее литературы - предметы более ценные, чемъ даже сама Европа и Азия и все, что связано вообще съ государствами, наречиями, культурами. Существуетъ Господь Богъ и Господь Иисусъ Христосъ; лежитъ передъ Его последователями задача отстаивать святую веру и связывать съ Его учениемъ все вопросы жизни какъ личной, такъ и обшественной, государственной и научной.

Boтъ въ этой то oбласти съ евразийцами единомысленны мнoгиe изъ писателей, набросившихся на ихъ молодое движение съ обидными предостережениями и незаслуженными подозрениями.

Правда, еще давно замечено, что расхождения въ частностях возбуждаютъ несравненно более горячую полемику, чемъ радикальное расхождение во всемъ: однако, справедливость и даже благо благожелательность къ чистому идеализму нравственно обязательна для всехъ прикосновенныхъ къ благородному делу пера и мысли.

Отступление отъ этого принципа со стороны глубокоуважаемыхъ мною писателей я приписываю влиянию парламентаризма, который есть ничто иное, какъ борьба за общественный успехъ. Современный писатель или редакторъ напоминаетъ собой драчливаго мальчика, который, увидя издали другихъ детей, сейчасъ же считаетъ нужным засучить рукова и крикнуть: "а нутко выходи" и стать въ позу дуэлянта. Особенно обидно, что въ полемике по поводу евразийства полемисты съ обеихь сторон колятъ друг друга - одни молодостью, другие старостью. Между темъ еще премудрый Соломонъ указалъ на незаконность такихъ споровъ: "Старость бо честна и немноголетна, ниже въ числе летъ исчисляется. Седина бо есть мудрость человекомъ и возрастъ старости житие нескверное".

Эти слова должно помнить противникамъ евразийствa уже потому, что въ своемъ теперешнемъ направлении они очень молоды и сами заявляютъ, что ужасы революции открыли имъ глаза и они во многомъ существенно изменили свои убеждения. Если вы спросите хорошаго монаха, сколько ему летъ, то онъ отвечастъ не о годахъ жизни, а о годахъ после пострижения, каковые онъ только и признаетъ действительною жизнью. Если бы такому обычаю mutatis mutandis последовали бы наши публицисты, то они должны были бы признать себя еще младенцами.

При всемъ томъ сами евразийцы должны помнить, что убеждения и умы даже великихъ гениевь, какъ Пушкинъ и Достоевский, и огромное большинство нашихъ мыслителей, определялись въ зреломь возросте после многочисленныхъ отклонений и колебаний, отъ коихъ да оградитъ ихъ Господь, сподобивший ихъ въ ранние сравнительно годы познать истину жизни, причемъ и молодость то ихъ весьма относительна, превышающая канонический возростъ епископа, какового разрешено Вселенскимь Coборомъ поставлять въ 35 летъ отъ роду.

Въ общемъ было бы особенно желательно, чтобы пoлемика эта не кристализовалась въ те формы какъ въ 70 и 80-хъ г.г. прошлаго столетия. Тамъ на одномъ фланге православныхъ русскихъ патриотовъ стояли: Катковъ, Победоносцевъ, а на другомъ К. Аксаковъ и Достоевский. Не упоминаемъ другихъ тоже славныхъ именъ. Первые выше всего ставили идею русской колоссальной Империи, отдавая великую честь Церкви и нравственнымъ идеаламъ, какъ основамъ государственной жизни; вторые выше всего ставили православную религию и нравственный идеалъ и съ этой точки зрения высоко ценили русскую монархию. Сообразно сему те и другие выработали себе совершенно различные характеры, различные приемы деятельности, а личная дружба между ними часто не могла установиться. Однако, они благоразумно избегали полемики и темъ более взаимныхъ укоризнъ.

При всемъ томъ позволю себе такъ выразиться, что, если уже кого и винить въ революции (кроме, конечно, нигилистовъ и вообще левыхъ), то, конечно, писателей и деятелей перваго типа, которые не были евразийцами, но также не могли вполне слиться и съ русскимъ простымъ народомъ. Разумею не внешний бытъ, а близость убеждений, единство симпатий и чувство нравственнаго родства сь народомъ.

Евразийство имеетъ свои минусы, дающие критику логическую возможность находить въ нихъ элементы анархизма и революции. Этотъ минусъ заключается въ слишкомъ общихъ, подчасъ напоминающихъ простую фразу, указанияхъ будущему русскому правительству и всемъ вообще руководителямъ жизни. Впрочемъ они собираютъ весьма интересные материалы по сему предмету: этнографические, экономические, исторические и т. п.

Эти материалы, а еще более самыя руководящия статьи, ясно показываютъ, что евразийцы суть глубоко-православные pyccкие патриоты и монархисты, съ другой стороны они - высокопросвещенные и высоко-культурные европейцы, но не идолопоклонники западной культуры.