Коммунизм и интеллигенция. Или: кого зовет за собой во власть КПРФ?

Кузнечевский В.Д.
директор Института геополитической информации «Энергия», доктор исторических наук, профессор

На грани рискованной зоны в 5 процентов колеблются прогнозы в отношении "Яблока", СПС, ЛДПР.

И лишь КПРФ все без исключения аналитики "отдают" не менее 25 процентов голосов по партийным спискам и еще 50 по одномандатным округам, то есть всего около 22-23 процентов от общего числа, хотя и признают, что "сама идеологическая платформа коммунистов исчерпана".

Почти четверть депутатского корпуса, если прогнозы оправдаются, это немало. Кто же идет за КПРФ? Кто он, этот верный Санчо Пансо коммунистов? И почему он идет за ними? Думается, что впрямую ответить на этот вопрос, дать исчерпывающую характеристику избирателя КПРФ, трудно. Однако есть один фактор, который позволяет все же определить его лицо.

Этот фактор - отношение коммунистов, начиная с основоположников их учения, а потом и Ленина, и Сталина, к интеллигенции. Вот что интересно рассмотреть.

Главное - не пускать в коммунизм богатых и образованных.

В соответствии с марксизмом историческое развитие общества заключает в себе объективную цель, каковой является приход бесклассовой социальной структуры, появляющейся в результате последней ( в ряду других) социальной революции. Эта революция станет делом самоосвобождения рабочего класса и будет подготовлена и осуществлена именно этой социальной силой. Причем, во всемирном масштабе, поскольку рабочий класс, писали Маркс и Энгельс, своей родины не имеет и иметь не может.

Всякая революция низвергает старую власть, писал К.Маркс. А второй основоположник марксизма, Ф. Энгельс уточнял: старая власть -это богатые, новая власть должна состоять из бедных. Поэтому социальная революция - это открытая "война бедных против богатых". Вот именно так с самого начала и было сформулировано: цель - не борьба за искоренение бедности в обществе, а война бедных против богатых, чтобы перераспределить их богатство между бедными. Что будет потом, когда материальные блага будут перераспределены между массой бедных и нищих и мотивация к созданию этих материальных благ исчезнет, откуда потом возьмутся новые материальные блага, чтобы их опять хватило на всех, этого Энгельс не уточняет. Но что все богатые должны быть в принудительном порядке лишены не только своего материального достояния, но всех социальных прав - об этом он говорил очень уверенно.

В "Принципах коммунизма" Энгельс строго отчитывает "демократических социалистов" за то, что те выступают всего лишь за "уничтожение нищеты и устранение бедствий нынешнего общества", поясняя, что они в этом случае являются "либо пролетариями, которые еще недостаточно уяснили себе условия освобождения своего класса, либо представителями мелкой буржуазии".

Современники основоположников марксизма, правда. недоумевали, каким же образом бедные смогут управлять обществом, ведь у них нет образования, опыта управления? Энгельс сердился на непонятливых (О. Бёнигка, А. Бебеля, других) и отвечал: смогут, управляют же рабочие своими потребительскими товариществами "так же хорошо и гораздо более честно, чем буржуазные акционерные общества". (Разнокачественность уровней управления (обществом в целом и небольшими предприятиями) при этом в расчет, конечно, не принималась - Вл. К).

Но, пожалуй, самое интересное у классиков заключалось в их непонятно стойком неприятии образованных людей, интеллигенции в широком толковании этого слова, абсолютном их недопущении к управлению обществом.

Основоположниками марксизма был выдвинут, и до конца их жизни отстаивался, тезис о том, что управлять новым обществом, а точнее, "строить" его по сконструированным им чертежам, можно без специальных знаний и опыта, образно говоря, без мозгов. Позже Ленин этот тезис преобразовал в афористическое выражение: социалистическим обществом могут управлять и дети кухарок.

Если сказать проще, то в созданном классиками учении совершенно не сопрягались понятия "социализм и интеллигенция", "коммунизм и образование", культивировалось недоверие, подозрение и даже презрение к интеллигенции как к "образованному мусору" - термин запущен в обращение лично Энгельсом. (Ленин, во всем следуя своим учителям, и в том числе и в оценке интеллигенции, перед смертью, правда, спохватился и завещал "кухаркиным детям" "учиться, учиться и еще раз учиться". Вот только у кого? Как будет показано ниже, не у вузовской интеллигенции, во всяком случае).

В переписке с упомянутыми выше лидерами немецкой социал-демократии Энгельс в последние годы своей жизни не уставал разъяснять, что для управления строительством нового общества, и даже на высшей качественной стадии его, вполне достаточно классового инстинкта пролетариата.

Самое большое препятствие для осуществления поставленных целей заключается не в сложностях процесса обобществления крупного производства ("здесь не будет совершенно никаких трудностей", утверждал он), а в наличии "мелких крестьян и тех назойливых сверхумных образованных, которые тем больше делают вид, что всё знают, чем меньше они смыслят в данном деле".

Оставим пока в стороне огромный слой мелких крестьян, в которых классик марксизма видел препятствие для строительства нового общества. Хотя не такое уж это безобидный тезис: спустя всего четверть века большевики в России, осуществляя заветы своих многомудрых учителей, вначале обманом залучили именно массу мелких крестьян в Красную Армию, выиграли, благодаря именно им, Гражданскую войну, пообещав отдать в собственность землю и отдав на разграбление имущество богатых ("грабь награбленное" - знаменитый ленинский тезис, вброшенный им в массы в самом начале революции), а потом загнали их всех в ярмо колхозов.

Именно у "образованных", по мнению Энгельса, менее всего обнаруживается сознательности и именно они-то и должны еще многому "учиться у рабочих", а не наоборот.

Как же предлагалось использовать интеллигенцию в ходе революции? Что касается "техников, агрономов, инженеров, архитекторов, школьных учителей" и т.д., без которых коммунистической партии на первых порах не обойтись, то "на худой конец, - учил классик,- мы можем купить их для себя". А если среди них окажутся предатели, в чем Энгельс был твердо уверен, то они "будут наказаны как следует в назидание другим...и поймут, что в их же интересах не обкрадывать нас больше". Что же касается гуманитарной интеллигенции, то она коммунистам не просто не нужна, считал классик, но вредна. "Мы прекрасно можем обойтись без остальных "образованных", - утверждал он,- и, к примеру, нынешний сильный наплыв в партию литераторов и студентов сопряжен со всяческим вредом, если только не держать этих господ в должных рамках".

До конца своей жизни ближайший сподвижник и друг Маркса твердо придерживался мнения, что если коммунистическая партия, добившись власти, будет иметь в своих рядах, или даже в союзниках, интеллигенцию, то в деле построения коммунистического общества партия неминуемо потерпит поражение. А потому взявшие власть коммунисты должны будут держать интеллигенцию в жестких рамках, прибегая время от времени к мерам устрашения по отношению к ней. Большевики в России блестяще реализовали этот тезис на практике, провозгласив интеллигенцию людьми второго сорта. Те работники умственного труда в СССР, кто выезжал в зарубежные командировки, хорошо помнят унизительные процедуры, котоорым они подвергались в так называемых выездных комиссиях райкомов КПСС, где заседали представители рабочего класса, с садистским наслаждением публично копавшиеся в личной жизни экзаменуемых ею на идеологическую чистоту.

Осенью 1891 года, за три года до своей кончины, в ответном письме А. Бебелю, который с удовлетворением сообщал, что в партию все чаще вступает интеллигенция, Энгельс объяснял рабочему лидеру: "До последнего времени мы были даже рады тому, что по большей части избавлены от так называемой "образованной" публики. Теперь - другое дело. В настоящее время мы достаточно сильны, чтобы быть в состоянии принять и переварить любое количество образованного мусора (выделено мною - Вл.К.), и я предвижу, что в ближайшие 8-10 лет к нам придет достаточное количество молодых специалистов в области техники и медицины, юристов и учителей, чтобы с помощью партийных товарищей организовать управление фабриками и крупными имениями в интересах нации. Тогда, следовательно, взятие нами власти будет совершенно естественным и произойдет относительно гладко. Но если в результате войны мы придем к власти раньше, чем будем подготовлены к этому (а именно так и произошло в России в октябре 1917-го - Вл.К.), то технические специалисты окажутся нашими принципиальными противниками и будут обманывать и предавать нас везде, где только смогут; тогда нам придется прибегать к устрашению их, и все-таки они будут нас надувать".

В конце ХIХ столетия никому и в голову не могла прийти, что менее, чем через 30 лет вся эта подробная инструкция по поводу того,

к а к следует коммунистам поступать с интеллигенцией после их победы, осуществится полностью в ходе русской революции, а в мае 1928 года станет для И. Сталина идеологическим обоснованием для судебных процессов над технической интеллигенцией. А еще через 30 лет после этого с такой же пунктуальностью будет осуществлена в широком масштабе в странах так называемого социалистического лагеря.

Но в ХIХ веке эти человеконенавистнические рассуждения могли казаться всего лишь теоретическими спорами. Поэтому Бебель, спустя месяц после упомянутого обращения к Энгельсу, в письме к своему учителю вновь с наивной настойчивостью выражает свое удовлетворение тем, что интеллигенция проявляет все больше симпатий к коммунизму.

Но и Энгельс с неменьшей настойчивостью вновь втолковывает своему непонятливому ученику, что он, Энгельс, очень рад этому сообщению, однако опять вынужден предупредить, что не следует переоценивать пользу от этого явления. Я, пишет он, еще "в 1848 и в 1870-1871 годах слишком хорошо убедился, как недалеко уйдешь с такими союзниками и сочувствующими в минуту опасности и как основательно с ними можно оскандалиться". И далее следует совет внимательно присмотреться "к способностям и характеру этих господ. Это избавит нас не только от трений, но и может в критический момент предотвратить неизбежное в противном случае решительное поражение". Как будет показано далее, именно этого - неизбежного решительного поражения в случае если интеллигенция будет принимать непосредственное участие в строительстве нового общнства - пуще всего и опасались Ленин и Сталин.

Совершенно недвусмысленно один из основоположников марксизма завещал коммунистам, когда они придут к власти, в чем он ни на минуту не сомневался, посылать интеллигенцию в ученики к рабочим, а в случае привлечения её все же к управлению --- приставлять к интеллигентам "партийных товарищей". Но исходил при этом из того, что только таких мер будет явно недостаточно и потому советовал в отношении интеллигенции и крестьянства регулярно прибегать к мерам устрашения.

Вопрос о том, откуда у "партийных товарищей" возьмутся ум, знания и опыт в управлении обществом Энгельса, судя по всему, совершенно не занимал.

Возникает, конечно, вопрос, чем было вызвана столь устойчивая неприязнь (если не сказать больше - ненависть) к интеллигенции и крестьянству? Тому, кто читал работы Маркса и Энгельса от корки до корки, ответ на этот вопрос тайны не представляет. Он - в отношении к собственности. Тем, кто ею обладает, управлять со стороны невозможно. У того, у кого есть собственность, формируется и неколебимое чувство собственного достоинства. У крестьянина в собственности земля, орудия производства для работы на ней. У интеллигенции в виде собственности выступают знания и опыт, принадлежащие конкретному индивиду. Попробуй поуправляй ими на базе идей, которые не выдерживают критики с позиции здравого смысла. Недаром же современник Маркса и Энгельса Отто Бисмарк, железный канцлер, как его называли, познакомившись с работами Маркса сказал: "Хорошая теория, только пусть социалисты попробуют осуществить её на каком-нибудь другом народе, немцев мне жалко".

"Отупевшая от здравиц рабочая масса"

С целью убедить пролетариат, что он - соль земли, а интеллигенция - нет, Маркс использовал трудовую теорию стоимости, которая подводила мощный теоретический фундамент под тезис о том, что все богатства мира создаются руками рабочих, а распоряжаются ими богатые.

Исходя из посылки, что товар имеет имеет двойственную природу (потребительная стоимость и стоимость), в основе чего лежит двойственный характер труда (конкретный и абстрактный), Маркс постулировал вывод, что капитал, принадлежащий буржуа, возрастает за счет неоплаченного труда наемных рабочих и безвозмездно присваивается работодателем за счет присвоения прибавочной стоимости. А эта последняя создается благодаря затратам биомеханической энергии рабочих.

Хорошо известно, что не Маркс открыл категорию "стоимости". Он взял это понятие в готовом виде у одного из крупнейших представителей классической политэкономии англичанина Давида Рикардо, как и положение о том, что величина стоимости регулируется количеством труда. Менее известно, что Рикардо к концу жизни, а она у него закончилась в 1823 году, когда К. Марксу было всего-то 5 лет, пересмотрел свои взгляды и в письме к Мак-Кулаху сообщил, что если бы ему пришлось сейчас вновь писать в своей книге главу о стоимости, то он бы написал, что величина ее регулируется не одной причиной (относительным количеством труда), а двумя. Вторая - сумма прибыли, которая должна получиться в процессе движения затраченного капитала за время до продажи продукта. Если учитывать этот фактор, то абсолютная роль работника физического труда в создании новой стоимости сильно понижается. Но Маркс всегда брал у своих предшественников только то, что работало на его собственную идею. Остальное же или не замечал или просто отбрасывал.

Положение о том, что создателем всех богатств в обществе является рабочий класс, многим задурило голову. В особенности тем, кто, спекулируя на этот тезисе, увидел здесь возможность выстроить смысл всей своей сознательной политической деятельности на якобы освобождении рабочего класса от эксплуатации со стороны буржуазии, на построении (насильственным и кровавым способом) общества всеобщей справедливости. Тем, кто, вслед за классиками марксизма, отстаивал в реальной жизни тезис о том, что политическая власть в обществе должна принадлежать рабочему классу.

После смерти Маркса, в конце Х1Х века, нашлись последователи, которые довели до логического завершения марксову схему. Так появилась, например, "махаевщина".

В марксистской социологии это явление характеризовалось как "мелкобуржуазное анархистское течение, проповедовавшее враждебное отношение к интеллигенции и особенно к социалистической инителлигенции". Похоже, однако, что коммунисты просто испугались обнажения сути марксова социального учения. На самом же деле Вацлав Махайский (выступавший в печати под псевдонимом А. Вольский) ничего не придумал. Все положения своей "теории" он взял у Маркса с Энгельсом и просто очистил от словесной шелухи. Что же писал он?

В 1898 году Махайский выступил в печати с тезисом о том, что "рабочий эксплуатируется не только для праздной жизни лишь горсти капиталистов, а для паразитного существования всего образованного общества, производителей нематериальных благ. Жизненный уровень рабочего сводится к минимуму средств существования для того, чтобы "умственные рабочие" (этим термином Махайский обозначал интеллигенцию - Вл. К.) не находили никаких пределов при реализации в форме доходов своих "особых" талантов и способностей. Рабочий не может пользоваться никакими плодами роста производительности труда своего, ибо этот рост должен увеличить лишь комфорт жизни привилегированного образованного общества".

Практически это был всего лишь пересказ теории Маркса. Это отмечали и современники Махайского. Так, в 1908 году русский либерал, литературовед и критик Иванов-Разумник ( Иванов Разумник Васильевич, род в 1878 году) в незаслуженно забытой ныне книге "Что такое "махаевщина"? К вопросу об интеллигенции" критикуя Махайского, справедливо отмечал:" "...махаевщина поставила точки над i, храбро договорила то, что всегда оставлял недосказанным ортодоксальный марксизм...pia desideria (чаяния, идеалы, мечты) ортодоксального марксизма осуществлены именно в махаевщине, несмотря на то, что махаевщина тут же "подъяла меч на родшаго ю" и объявила беспощадную войну марксизму и социал-демократии. А что махаевщина, как Афина из головы Зевса, вышла во всеоружии именно из марксизма - этого отрицать не приходится".

Маркс, как любил повторять Ленин, сорвал покровы танинственности с человеческой истории. Таинственности в истории человечества, правда, не убавилось, но революционеры марксистского толка ( а в массе своей это были люди практически безграмотные, как хорошо показал это М. Шолохов в образе Макара Нагульнова в "Поднятой целине") получили в свои руки практическое руководство к действию, мощную теорию, доказывающую, что соль земли - это люди физического труда, а представители труда умственного, интеллигенция, не только не имеют оснований для уважения их со стороны общества, но должны быть презираемы этим последним, так как ничего таинственного, непонятного в духовном проявлении сущностных сил людей нет: ведь духовная деятельность есть, по Марксу, всего лишь производная функция от физического труда. Революционеры коммунистического толка приобрели возможность убеждать массу людей физического труда в том, что надо произвести переворот в социальной структуре общества, а во главе этого процесса по праву на среднем и низшем уровне должны стать они, безграмотные революционеры, по выражению всего того же Ленина - "кухаркины дети". В марксовой теории эти люди нашли смысл своего существования. Как было записано в их гимне - "песне "Интернационал" - они были по жизни "никем" и "ничем" и звали их "никак", и вдруг увидели, что могут стать "всем", то есть, подлинными хозяевами жизни на всех уровнях, от последней деревни до всесильного члена высшего руководства страны. Это поражало цивилизованных людей, но только не коммунистов.

Луи-Фердинанд Селин в его антикоммунистическом памфлете "Mea culpa", написанного им в 1937 году по следам поездки в Ленинград, очень точно отразил суть этого изумления.. "Пролетария клятвенно уверяли, - писал Селин, - будто из-за "других" он и сидит по уши в дерьме, в непролазной грязи. "Ах, ты!Обобрали! Погубили!" Коммунизм - царство материалистов, материя- прежде всего... Принизить Человека до уровня простой материи - вот новый, беспощадный и тайный закон... Дорогу всему, что сбивает с толку отупевшую от здравиц массу". Вот какие впечатления вынес Селин из своей поездки в Ленинград в 1937 году.

Не зная этой работы, не читая её, русский писатель Федор Абрамов однажды пометил в своем личном дневнике: "Кадение народу, беспрерывное славословие в его адрес - важнейшее зло. Оно усыпляет народ, разлагает его...Культ, какую бы форму он ни принял, всегда опасен для народа".

К сожалению, не мы, а английский историк Арнольд Тойнби произнес в 1973 году пророческие слова: "Марксизм должен потерпеть поражение потому, что он лишил себя духовной силы, которая одна может привести социализм к успеху." Здесь, правда, нужно бы добавить: но тогда это будет не социализм. Во всяком случае, не марксистский социализм. Впрочем, другого социализма мир не знал, да, наверное, и не узнает.

Ближайшие последователи Маркса, лидеры западной социал-демократии, правда, нередко сомневались в том, что люди духовного труда есть чуть ли не отбросы общества, "мусор", по выражению Энгельса, и выражали сомнения в правоте марксовой теории в этой части. Но с ними жестко спорили те, кто все же хотел продолжать дурить голову рабочему классу.

Характерна в этом плане переписка между Карлом Каутским и Эдуардом Бернштейном. Этот последний в 1896 году опубликовал серию статей под общим названием "Вопросы социализма", где высказал мысль, что социализм является не более чем морально-этическим идеалом, что классовая борьба будет неизбежно затухать и потому всякие разговоры о грядущей диктатуре пролетариата - на самом деле не более чем красивая сказка, а потому лидеры рабочего движения, зовя к революционным преобразованиям общества, всего лишь стремятся к сохранению своего руководящего положения в движении, то есть, попросту говоря, зарабатывают себе на хлеб.

Карл Каутский, прочитав эти откровения, пришел в ужас и тут же написал Бернштейну: "Тэдди! Ты - осёл! Об этом говорят, но не пишут!"

Надо отметить, что наиболее глубокая и последовательная критика теории трудовой стоимости Маркса была представлена в России, в работах М. Туган-Барановского, Д.И. Менделеева. Но в 1917-ом у нас победили большевики. Духовная и вообще интеллектуальная деятельность человека, вместе с её носителем - интеллигенцией, в СССР была на долгие десятилетия жестко подчинена работникам партаппарата, которые действовали не от своего имени, а от имени руководимого ими рабочего класса. Лишь к концу перестройки, в 1989 году, советская публицистика стала задаваться вопросом: "Как и почему интеллигенция - основной носитель культурных общечеловечкеских ценностей - оказалась отсеченной от участия в революционном создании нового общества? Почему право на существование признавалось лишь за прослойкой "специалистов, к тому же обреченных на политическое недоверие и бдительный комиссарский контроль?"

Ответ на этот вопрос в общем-то лежит на поверхности. Ленин, Сталин, вообще большевики, вслед за своими великими учителями, хорошо понимали, что основными противниками в осуществлении их утопических марксистских прожектов будут представители интеллигенции, сторону которых может принять большинство населения России. А тогда большевикам у власти не удержаться. Чтобы этого не произошло, большевики развязали Гражданскую войну.

Ленин: курс на гражданскую войну

Гений Ленина видел эту опасность с самого начала и потому с первых же послеоктябрьских шагов он берет курс на гражданскую войну, полагая, что в её огне можно будет уничтожить всех тех, кто потенциально мог стать противником большевистского руководства страной (или уничтожить активную их часть, а оставшихся, пользуясь терминологией своего великого учителя, "устрашить").

Причем, речь шла не только об интеллигенции. Вообще о всех противниках навязываемой обществу большевистско-марксистской утопии. Но Ленин пошел здесь дальше своих учителей. В 1973 году А. Тойнби в диалоге с Икедой заметил: "Маркс порочил работодателей и идеализировал рабочих. Ленин, однако, утратил иллюзии по отношению к рабочим и, с течением времени, стал применять к ним репрессивные меры".

К замечанию английского историка можно сделать только одну поправку. Не "с течением времени", а почти сразу после захвата власти в России Ленин перешел к репрессиям в отношении рабочего класса. Александр Солженицын в последней своей работе "Двести лет вместе" пишет, что уже в 1918 году было большой кровью подавлено крупное восстание ижевских рабочих: "Жертвы были многотысячные. На одной только ижевской соборной площади было расстреляно 400 рабочих". Существует и масса других примеров в этом плане.

А в отношении интеллигенции Ленину и "прозревать" не нужно было. Уже в декабре 1917-го он намечает программу пропагандистской компании в этом направлении, помечая у себя в черновиках, что нужно будет в срочном порядке написать для членов партии статьи под заголовками: "Волокита и разгильдяйство интеллигенции", "В чем родство между босяками и интеллигентами".

В первых послеоктябрьских работах и черновых записях у Ленина невозможно найти ни единого позитивного слова в отношении интеллигенции. Та же подозрительность, что и у Энгельса, только выраженная с еще большей нетерпимостью: "Служащие при буржуазии", "интеллигентские прихлебатели буржуазии", "интеллигентски-пошлое представление о "введении социализма", "перевирание этого учения невеждами и полузнайками", "интеллигентские вопли", "интеллигентский вой" и так далее. Даже и не знаешь, кого больше ненавидел Ленин - буржуазию, против которой он совершил революцию, или интеллигенцию.

Через год после Октябрьского переворота, в ноябре 1918-го Ленин вновь возвращается к этой теме, заявляя, что "опираться на интеллигенцию мы не будем никогда", хотя без интеллигенции как "без элемента крупнокапиталистической культуры", признавал он, обойтись невозможно. Но, тут же пояснял он в точном соответствии с учением классиков марксизма, мы будем интеллигенцию всего лишь "использовать", "брать эту интеллигенцию, ставить ей определенные задачи, следить и проверять их исполнение".

Все эти положения полностью разделялись Сталиным, который еще в 1909 году в статье "Партийный кризис и наши задачи" писал о том, что рабочие переросли "своими сложными запросами скудный умственный багаж "интеллигентов пятого года", призывал к тому, чтобы рабочие "и именно они, занимали важнейшие посты в организации от практических и организационных вплоть до литературных".

И красной нитью в работах и выступлениях вождя мирового пролетариата проходит мысль о необходимости насилия над всеми, кто сопротивляется воле большевиков. Против кого насилие? Ленин с удовольствием перечисляет: против буржуа, мелких буржуа, " служащих при буржуазии", "ее пособников", привыкших служить ей чиновников, служащих, врачей, инженеров и пр." Иначе, пишет он, нельзя, потому что социализм "вырастает в ходе самой напряженной, самой острой, до бешенства, до отчаяния острой классовой борьбы и гражданской войны..." (подч. - Вл.К.). Ленина очень беспокоит, что буржуазия избегает крайних мер сопротивления, потому что если так пойдет и дальше, то рабочему классу не на чем будет учиться навыкам насилия. Ленину нужна была, архинеобходима (одно из любимых его слов) гражданская война в российском обществе.

В официальной советской идеологии 75 лет подряд утверждалось, что Гражданскую войну в России после Октября 1917-го развязала русская буржуазия. Историки типа академика Минца огромные тома написали по этому поводу. Между тем, на деле все обстояло, конечно, совсем не так. Гражданская война нужна была большевикам. И они ее организовали.

Ленин еще 11 февраля 1905 года в письме к С.И. Гусеву писал: "Мы должны понять, что нам нужна война и военная организация". А Яков Свердлов 20 мая 1918 года откровенничал: "Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах...только в том случае мы можем сказать, что мы и по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов". Второй человек в послеоктябрьской России, каким в то время был Л. Троцкий, 4 июня того же года, то есть, еще до начала Гражданской войны, провозгласил: "Наша партия - за гражданскую войну...Да здравствует гражданская война!" А на III съезде Советов и Ленин впрямую признал: ""На все обвинения в гражданской войне мы говорим: да, мы открыто провозгласили то, чего ни одно правительство провозгласить не могло...Да, мы начали и ведем войну против эксплуататоров".

И все же подмять разномыслие в общественной жизни большевикам удалось не сразу: велик и богат оказался культурный потенциал России. В 1920-ом году еще можно было опубликовать гениальное предостережение в адрес общественности и самой коммунистической партии в виде романа Е. Замятина "Мы". В том же году А.В. Чаянов, выдающийся ученый-аграрник, публикует фантастический роман "Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии", где с не меньшей, чем у Замятина, силой таланта высказывает пророчество, которое и сейчас выглядит как гениальное предвидение. Герой его романа засыпает в 1921 году и просыпается лишь осенью 1984 года в Москве и узнает, что после многолетнего правления коммунистов при свободных выборах в Советы большевики терпят поражение. Съезд Советов поручает формирование правительства России Крестьянской партии, которое и ведет страну по пути процветания. (Сталин не забыл Чаянову этого пророчества. В 1937 году 49-летнего выдающегося ученого арестовывают за, якобы, антисоветскую деятельность и расстреливают).

До уничтожения крестьянства прошло раскулачивание интеллигенции

В 1920-ом закончилась гражданская война. В горниле ее были уничтожены или выброшены за границу прямые противники коммунистического режима. Пришел черед взяться за оставшуюся интеллигенцию, потому что теперь только она могла (была в состоянии) посеять сомнения в массе народа в справедливости удержания у власти коммунистов. Начали с ВУЗов.

В 1921 году Совнарком, по согласованию с Лениным, утвердил разработанное Евгением Преображенским, секретарем ЦК РКП(б) и членом оргбюро ЦК, "Положение о ВУЗах", которое в вопросах учебного процесса подчиняло преподавательский состав высших учебных заведений студентам, тем самым "кухаркиным детям", которым большевики внушили, что они, в силу своего социального происхождения и в соответствии с учением основоположников марксизма, умнее профессоров.

Преподаватели ответили испытанным оружием пролетариата - стачкой. В 1921 году по ряду высших учебных заведений Москвы, Петрограда, Казани, других губернских городов прокатилась волна забастовок профессорско-преподавательского состава. Преподаватели сочли, что вопросы выбора дисциплин, изучаемых в ВУЗах, методик преподавания их и вообще организации учебного процесса должны находиться в ведении специалистов. Комячейки ВУЗов, поддержанные Преображенским, потребовали ареста бастовавших преподавателей. Вузовская интеллигенция обратилась за защитой к Ленину.

Председатель Совнаркома поставил этот вопрос на заседание Политбюро ЦК РКП(б), где сам возмущенно заявил, что бастующие профессора "дурачат" правительство, так как действуют по указке буржуазии и прежде всего кадетов, и в записке Каменеву и Сталину предложил: "Если подтвердится, уволить 20-40 профессоров обязательно... Обдумать, подготовить и ударить сильно." А также потребовал бдительно относиться ко всей научной интеллигенции вообще.

В марте 1922 года журнал "Экономист"публикует статью Питирима Сорокина, где будущее светило американской и мировой социологии показал, что война отрицательно повлияла на мораль российского общества, в частности, в сфере брачно-семейных отношений. Ленин, судя по его реакции, выводы молодого ученого (Сорокину было тогда всего 22 года) принял целиком на счет политического режима, установленного в стране коммунистами, и разразился гневной статьей "О значении воинствующего материализма", где упрекнул рабочий класс России в том, что, завоевав власть, тот не научился ею пользоваться, "ибо в противном случае он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной "демократии". Там подобным крепостникам самое настоящее место".

Как раз в это время в России набирала силу новая экономическая политика. Подозрительный ум Ленина прекрасно отдавал себе отчет в том, что допущенная свобода в экономических отношениях ни в коем случае не должна коррегироваться со свободой в духовной сфере: "Если крестьянину необходима свободная торговля в современных условиях и в известных пределах (Ленина в буквальном смысле корежит от того, что РКП(б) вынуждена давать свободу в торговле, поэтому он специально оговаривается: только в известных пределах - Вл.К.), то мы должны ее дать, но это не значит,... что мы разрешим торговать политической литературой..." В личной записке Каменеву, который в этот момент замещал его в Совнаркоме, он пишет: "Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому".

А поскольку экономический террор пока осуществить невозможно, Ленин настаивает на терроре политическом в отношении интеллигенции: "За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что такое". Предвидя возражения, что в условиях мирного времени такая мера может показаться слишком жесткой, Ленин поясняет, что сейчас "мы в гораздо более трудных условиях, чем при нашествии белых".

Почему же в 1922 году время для большевиков оказалось более тяжелым, чем в период Гражданской войны, когда белые были всего в нескольких километрах от Петрограда, а территория, контролируемая большевиками, была чуть больше территории Московского княжества времен Ивана Калиты? Судя по всему, Ленин опасался, что если режим будет разъедаться изнутри, то большевикам власть не удержать. Поэтому в качестве главной опасности он опять указывает на интеллигенцию. В письме к наркому юстиции Д.И. Курскому он требует записать в Уголовный Кодекс РСФСР такие формулировки, которые позволяли бы карать расстрелом за пропаганду или агитацию против официальной идеологии. При этом уточняет, что речь должна идти не только о фактах пропаганды и агитации, но даже о деяниях, которые всего лишь "способны содействовать" этому.

И все же на массовые репрессии физического характера Ленин не решается (не пришло еще время Сталина) и потому письменно предлагает заменить расстрелы высылкой интеллигенции за границу, приказав это сделать через ГПУ. И выслали! Пароходами. В Германию.

Причем, это было сделано в то время, когда многие русские интеллигенты, не разделяющие марксистских воззрений, уже поняли, как писал П. Сорокин, что их "активное участие в государственной и политической жизни становится невозможным", но они, тем не менее, все отвергали идею эмиграции, полагая, что если они займутся научной, культурной, преподавательской и т.п. деятельностью, то власти скоро поймут, что эта их деятельность представляет собой огромную ценность для укрепления государственного устройства новой России.

Ошибались высоколобые. Интеллигенция не была нужна ни Ленину, ни Сталину ни в каком качестве. Что и доказали последовавшие спустя пять лет после смерти Ленина процессы так называемого "шахтинского дела", "Промпартии" и другие.

Коммунисты силой вытаскивали на политическую сцену России попрание всех гуманных принципов человеческого общежития, безнравственность и бесчеловечность, для чего натравливали рабочий класс на интеллигенцию, ставя в подчиненное по отношению к нему положение российское крестьянство, а над всем этим утверждали силу партийного аппарата, опирающегося на военный аппарат подавления и устрашения. А партийный аппарат внедрял эту бесчеловечную идеологию в массы.

20 ноября 1920 года будущий академик АН СССР, а тогда просто личный друг Н.К. Крупской П.М. Лебедев-Полянский в публичной лекции в Москве так проводил эту линию. Вот, говорил он, буржуазное произведение "Гамлет". Чему оно учит? Гамлет боится выступать против своей матери. Колеблется. Он думает:"Мать...святое имя, она произвела меня на свет, ей я обязан своим существованием, без нее я не жил бы. Я не могу поднять своих рук на нее."И в то время как он колеблется, враги вместе с матерью предательски организуют свое нападение и Гамлет погибает...Мораль: не преклоняйся перед авторитетами, не смущайся ими. "Чти отца твоего и матерь твою" - говорит заповедь. Вот ты почитал и потерпел жестокое поражение. Отсюда вывод - современная мораль далеко не всегда регулирует наши отношения...Бывают обстоятельства, когда мы должны перешагнуть через мораль..." И перешагивали целых 75 лет, убеждая с младых ногтей всю молодую поросль через пропагандистский партаппарат, что эта коммунистическая ( а по сути человеконенавистническая) мораль есть высшее достижение человеческой цивилизации.

Понадобились долгие десятилетия и смена трех поколений, чтобы русский народ начал, наконец, понимать, какой трагедией стала для него Октябрьская революция и Гражданская война, и кто в ней оказался действительным победителем. А поняв, наконец, отвернулся от коммунизма.

Можно, конечно, упрекнуть советских людей за то, что столь долго они разбирались в обстоятельствах своей собственной жизни. Но, наверное, правильно ответил на эту сентенцию умерший в 1989 году, на закате перестройки, известный русский историк Натан Эйдельман. Будучи невыездным в СССР, впервые он выехал за рубеж, во Францию, перед смертью. И на французском телевидении в прямом эфире ему телезрители бросили упрек: "Каждый народ достоин своего правительства,- говорил Гегель. Значит и вы, русские, достойны своей судьбы?"

Н. Эйдельман ответил: "Если бы это было действительно так, если бы русский народ действительно был достоин своего правительства и мирился с навязанным ему режимом, тогда почему этот режим все время держал самый мощный в истории России аппарат подавления и все семь десятков лет жестоко и кроваво утверждал свою власть над населением страны? "

Конечно, исторический феномен большевизма ( в реальной жизни - советского социализма) - очень сложное историческое явление. Очень сильным был камуфляж истинных целей коммунистов и в идеологии, пропаганде, и в практике политической жизни. Слишком плотным был "железный занавес", причем, наиболее плотной эта завеса была с внутренней стороны, наиболее жестко правда о политическом режиме скрывалась власть имущими от своего, прежде всего, народа. Разобраться было не просто. Обманутыми оказались даже многие интеллектуалы западных стран. Что говорить о нас, грешных, если даже такой гигант, как Арнольд Тойнби, только к концу своей жизни пришел к выводу о неизбежном поражении марксизма в русском его варианте.

Правильно, видимо, говорят, что судьба интеллигенции - судьба нации. Мы в полной мере проверили этот тезис ценой собственных жизней всех поколений советских людей, не только русских.

Что касается КПРФ и ее электората. Ее нынешнее руководство утверждает, что за ней идут самые широкие слои населения, настроенные патриотично, коллективистски, государственно и что в последнее время за партию все больше голосует молодежь. Вот последние данные опроса общественного мнения россиян, проведенные ВЦИОМ и опубликованные в российских СМИ.

Среди избирателей КПРФ 13 процентов - люди с высшим образованием, 45 - имеют среднее или незаконченное среднее. Остальные, надо полагать, имеют лишь начальное образование или вообще никакого. Из каждых 100 избирателей в стране младше 30 лет лишь двое готовы голосовать за эту партию. А из всех поклонников КПРФ лишь 5 процентов не пересекли еще планку 30 лет. 54 процента сторонников КПРФ - пенсионеры. 40 процентов - сельские жители.