Геополитические доминанты национальной безопасности России в XXI веке и евразийская интеграция

А. Н. Вавилов
эксперт Фонда национальной и международной безопасности

По единодушным оценкам экспертов в настоящее время система международных отношений переживает период трансформации. Произошедшие в последнее десятилетие прошлого века изменения затронули основополагающие принципы и системообразующие элементы мировой политической системы, став отражением долгосрочных тенденций ее эволюции.

Хотя уже накоплен достаточно большой объем разносторонних исследований по проблемам, связанным с динамикой и направлениями развития мировой экономики и международных отношений, взгляды на то, что в конечном итоге будет представлять собой новое устройство мира, чрезвычайно противоречивы. При этом большинство исследователей, говоря о причинах перемен относят к их числу комплекс процессов, обозначаемых как "глобализация".

Глобализация: новые горизонты развития и новые угрозы

Под глобализацией в самом общем виде понимается развитие социальных, экономических, политических, культурных коммуникаций, приобретающих, в конечном итоге всемирный масштаб и значимость. В основе процессов глобализации лежат процессы в сфере экономики и финансов, которые в настоящее время приобретают значение фундамента для глобальной политической и культурной "надстройки", что дает основание полагать, что практически ни одна сфера человеческой деятельности не избежит той или иной степени ее влияния.

Мировая экономика интегрируется в единое целое. Ни одна страна уже не способна существовать и обеспечивать эффективную жизнедеятельность в условиях экономической автаркии. Ведущим типом экономической практики становится финансово-правовое регулирование, последовательно подчиняющее себе прочие виды хозяйственной деятельности. В результате развития подобных тенденций, в мире происходят глубинные изменения в характере отношений между государствами, связанные с замещением системообразующих факторов международных отношений. При этом показательно введение в оборот понятия "геоэкономика" (1), которое призвано отразить новое качество процессов экономического развития и экономической интеграции. Не случайно ряд исследователей предлагает заменить понятие "международная экономика" понятием "мировая политическая экономика" (2), поскольку все более очевидно утверждение экономического фактора в качестве главного ресурса политики. Происходит формирование новой системы мирового хозяйствования, в рамках которой складывается несколько социально-экономических ареалов, возникающих на основе структурообразующих алгоритмов построения хозяйственной практики и фундаментальных конкурентных преимуществ, реализуемых в системе мирового разделения труда и как следствие обладающих собственной системой политических и экономических приоритетов. В мировой политике все более укрепляется конфигурация "нового регионализма" - Североатлантического, Тихоокеанского, Евразийского, "Южного" геоэкономических ареалов, все более утверждающихся в качестве единых социально-экономических комплексов, характеризующихся значительной степенью единства целей и интересов составляющих их государств.

Несмотря на признание объективного характера процессов глобализации, звучат самые противоречивые оценки и суждения относительно их влияния на развитие мировой экономики, международных отношений, отдельных государств и человечества в целом.

Подобная противоречивость связана с тем, что, по мнению политологов и экономистов, параллельно с интеграцией хозяйственной деятельности в международном масштабе происходит специфическое расслоение, специализация, связанная с освоением нового качества и новой роли того или иного сообщества в глобальной системе разделения труда. При этом некоторые из них отмечают заинтересованность в глобализации, в первую очередь лидеров мировой экономической эффективности - тридцати государств - членов организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в которых живет чуть больше десятой доли человечества, но которые владеют двумя третями мировой экономики, международной банковской системой, доминируют на рынке капиталов и в наиболее технологичных отраслях (3). Это связано с тем, что снятие всевозможных барьеров на пути перемещения финансов, товаров и услуг выгодно, прежде всего, более сильной экономике. Так, например, по мнению ряда исследователей глобализация не смягчает, а усиливает мировое неравенство. Как отмечают Р. Кеохане и Дж. Най, "вопреки ожиданиям теоретиков, информационная революция не децентрализовала мировую мощь и не уравняла государства между собой. Она как раз оказала противоположное воздействие" (4). Глобализация, создавая дополнительные возможности для сильных экономик, не только не разрешает проблему неравенства, но и приводит к подавлению более слабых. Возникает реакция на материальное неравенство, характеризующееся большинством исследователей как противостояние "Север-Юг" (5). Есть основания полагать, что оно будет обостряться благодаря динамике демографических и миграционных процессов. Так, по прогнозам ООН в 2030 году население планеты составит 8,5 млрд. человек (6). Резкое и неравномерное увеличение населения обостряет проблему массовой бедности и способно внести существенные коррективы в политические реалии мира. Так, в Азии в 2020 году будет проживать более половины всего человечества, а доля населения индустриально развитых стран составит 1/10 численности населения всей планеты. При этом страны с наиболее развитой экономикой сохраняют значительную степень самодостаточности, контролируя внутренние рынки. В США почти 90% работающих заняты в экономике и в сфере услуг, которые предназначены для собственного потребления. В трех важнейших экономиках современности - США, ЕС и Японии на экспорт идет лишь 12 % ВВП (7). В результате складывающаяся система международного разделения труда приводит к ситуации абсолютного доминирования "глобальной триады": Северной Америки, ЕС и Восточной Азии. Те же государства, которые не смогли закрепиться на перспективных направлениях в системе разделения труда рискуют оказаться за пределами развития.

Вместе с тем в рамках этих территориально-экономических ареалов развивается тенденция, в соответствии с которой национальные рынки становятся менее важными, чем локальные, региональные или глобальная рыночная среда в целом. Возникло даже мнение о том, что "к середине следующего столетия такие нации-государства, как Германия, Италия, Соединенные Штаты, Япония, не будут более цельными социоэкономическими структурами и конечными политическими конфигурациями. Вместо них такие регионы, как графство Орандж в Калифорнии, Осака в Японии, район Лиона во Франции, Рур в Германии, приобретут главенствующий социоэкономический статус" (8). Другими словами, рост интернационализации и взаимозависимости сопровождается одновременной политической и экономической фрагментацией внутри отдельно взятых стран. Благодаря прогрессирующему размыванию границ между национальными экономиками проблемы, ранее считавшиеся исключительно внутриполитическими, все больше приобретают международно-политический характер. Результатом указанных процессов в сфере международной политики является то, что на повестке дня стоят вопросы, связанные с ролью национального государства в современных условиях, новым пониманием государственного суверенитета, обеспечением территориальной целостности, возможностями и допустимостью вмешательства во внутренние дела других государств.

Помимо этого следует отметить, что глобализация разворачивается на фоне увеличения числа и интенсивности локальных международных конфликтов. Это связывают не только с появлением в некоторых регионах "вакуума силы" после крушения биполярного миропорядка, но и с агрессивной политикой западного мира по отношению к государствам с иной, чуждой Западу культурой и системой ценностей. Проявлением такой политики является интенсивная модернизация по западному образцу "любой ценой", которая в качестве ответа порождает этнический сепаратизм, религиозный фундаментализм, стремление к изоляционизму и стимулирует антизападные настроения. При этом международные конфликты современности обретают все более осязаемые и различимые очертания, позволяющие говорить о новых "технологиях" геополитического противоборства.

Геополитика в новую эпоху

Очевидно, что в зависимости от места и времени менялись механизмы, приемы и принципы геополитического противоборства. В различные исторические периоды доминировали различные аспекты внешней политики и международных отношений, которые были обусловлены уровнем развития технологий и знаний. Важное значение для международных отношений и международных конфликтов имели способ хозяйствования и специфика внешнеэкономических связей, развитие коммуникаций, возможности вооружений, основные энергоносители. Изучение этих особенностей дает возможность говорить о существующих в конкретную историческую эпоху доминирующих направлениях внешней политики. Для их обозначения мы будем использовать понятие "геополитические доминанты". В рамках этих приоритетных направлений внешней политики решаются главные задачи обеспечения национальной безопасности и осуществляется противодействие наиболее значимым угрозам. Поэтому целесообразно также говорить и о "геополитических доминантах безопасности". При этом можно рассматривать геополитические доминанты как применительно ко всему мировому сообществу, характеризуя тем самым особенности международных отношений на данном историческом этапе, так и к конкретному субъекту международных отношений. Таким образом, определение системы геополитических доминант национальной безопасности, очевидно, связано, с одной стороны, с особенностями существующей системы и структуры международных отношений в современных условиях, а с другой - со спецификой их отдельного участника. Содержание геополитических доминант национальной безопасности конкретного геополитического субъекта будет отражать особенности его исторического развития, географического положения, культурно-цивилизационную идентичность, особенности политической системы и политического режима, экономической практики, характер внешних связей и т.д.

С учетом вышеизложенного можно определить следующие геополитические доминанты современного этапа международных отношений: "территориальная целостность", "геоэкономическая ориентация", "культурно-цивилизационная идентичность", "военно-стратегическое сдерживание". Пример нашей страны наглядно демонстрирует обоснованность их выделения.

То, что в Российской Федерации проблема территориальной целостности еще несколько лет назад стояла чрезвычайно остро и остается актуальной по сей день очевидно и не вызывает сомнений. При этом данная проблема имеет, по меньшей мере, два аспекта. Первый связан с тем, что Российская Федерация, будучи полиэтническим государством, объединила различные этнокультурные ареалы, социально-политическая жизнь в каждом из которых задается особой "культурно- цивилизационной идентичностью" и каждый из которых являет собой особый тип общественного устроения. Сам по себе этот факт означает наличие значительного потенциала политической дезинтеграции и требует особого к себе внимания при рассмотрении вопросов федерализма. Второй аспект связан с особенностями разворачивающихся процессов в сфере экономики. Вхождение России в систему мирового экономики и разделения труда в условиях слабо интегрированного внутринационального экономического пространства приводит к возникновению мощных экспортно-ориентированных ресурсодобывающих "анклавов", становящихся препятствием на пути консолидации национального рынка. С точки зрения безопасности важно, чтобы встроенность отдельных производственных звеньев в мирохозяйственные связи, их преимущественно экспортная ориентация не препятствовала развитию внутринационального разделения труда, не нарушала целостности экономического пространства страны. Особенно это относится к внешнеэкономической деятельности субъектов федерации, которая в силу ряда причин развивается в ущерб межрегиональным связям и действует как мощный дезинтегрирующий фактор. Этому способствует и политика зарубежных экономических центров. Как подчеркивают эксперты и ученые Института стратегических исследований, "..логика политики США заключается в том, чтобы интегрировать Россию в сложившуюся американоцентричную систему мирового хозяйствования, но не как целостное экономической образование ("единый народнохозяйственный комплекс"), а на уровне отдельных хозяйственных субъектов, вырывая отдельные предприятия и даже целые регионы из сложившихся в советское время производственных и технологических цепочек." (9). Объективную подпитку этих устремлений создают дезинтеграционные процессы на территории России, происходящие в результате неравномерного развития регионов, самостоятельно выходящих на внешние рынки, оживления сепаратистских и националистических тенденций. Результат такой регионализации внешнеэкономических связей - разобщение единого экономического пространства, еще большее усиление дифференциации регионов, межрегиональное противостояние и внутренние конфликты. Неизбежным следствием эскалации подобных процессов, очевидно, является и дезинтеграция политического пространства.

Геополитическая доминанта "геоэкономическая ориентация" также имеет для нашей страны принципиальное с точки зрения ее национальной безопасности значение. Ее общий смысл сводится к тому, что в условиях неадекватной открытости российской экономики вследствие действия объективных законов рынка и целенаправленной враждебной политики за Российской Федерацией может закрепиться топливно-сырьевая роль в мировом разделении труда. С одной стороны, актуальность и острота данной группы угроз обусловлена экономическим кризисом, переживаемым Российской Федерацией, малоэффективной системой государственной защиты экономических интересов страны, самой структурой экономики. С другой - состоянием мировой экономики, системными характеристиками мирохозяйственных связей, балансом сил в системе международных отношений. Как отмечается в Послании о национальной безопасности Президента Российской Федерации Федеральному Собранию, "позитивный и необходимый процесс открытия российской экономики при отсутствии надлежащей экономической политики может сопровождаться ослаблением экономической самостоятельности Российской Федерации, деградацией ее технологического и промышленного потенциала, закреплением за ней топливно-сырьевой ориентации в мировой экономике" (10). В случае развития подобного сценария конкурентные преимущества, которыми Россия обладала изначально: емкий внутренний рынок, промышленный и интеллектуальный потенциал постепенно утратят свое значение и возможность быть задействованными. При этом Россия, учитывая безальтернативность самого включения ее экономики в глобальные мирохозяйственные схемы, очевидно, не сможет создать самостоятельную рыночную экономику, обеспечить проведение самостоятельной внешней и внутренней политики, а, следовательно, и национальную безопасность.

На фоне усиления топливно-сырьевой ориентации национальной экономики, разрушительного характера внешнеэкономических связей представляется перспективным переход к новому уровню государственного регулирования экономических процессов. Так, в аналитическом докладе Совета Федерации Федерального Собрания РФ "О мерах по совершенствованию государственного регулирования экономики и корректировке экономической реформы" (М., 1997) отмечается, что "в условиях характерной для современной экономики глобализации хозяйственных связей и международной экономической интеграции серьезные изменения претерпевают и функции государства во внешних отношениях, существенно усложняются инструменты государственной защиты национальных интересов" (11). Об этом свидетельствует и мировой опыт. Как отмечают эксперты, "государственный рынок промышленно развитых стран, как правило, связан с ключевыми сферами экономики: сельским хозяйством, ТЭКом, транспортом, оборонными и научно-техническим комплексами. Здесь государство по существу выступает основным заказчиком, подчас и главным потребителем производимых этими отраслями хозяйства товаров и услуг" (12), используя два основных механизма: федеральный бюджет и федеральную контрактную систему.

Значимость геополитической доминанты "культурно-цивилизационная идентичность" связана с проблемой социокультурной модернизации российского общества. Сохранение статуса суверенного государства и поддержание баланса сил на мировой арене в современных условиях становится возможным лишь при использовании наиболее эффективных социальных технологий. И реформирование российского общества с использованием элементов моделей так называемых полиархических демократий западных индустриальных обществ неизбежно. Вместе с тем, стремительная трансформация системообразующих элементов общества на инородных социокультурных основаниях способна привести к не просчитываемым последствиям, становясь причиной разрушения государства, дезинтеграции и деградации всей социальной сферы. Как отмечает А.С. Панарин, возможности современных информационно-политических технологий ведут к информационному неравенству и культурной гегемонии, при которой наиболее агрессивная культура - донор может навязывать свои ценности культуре реципиенту, полностью подчиняя её своему влиянию. В частности, он пишет: "Мировая цивилизация (и в первую очередь западная) "накачала" нашу национальную культурную систему новой информацией, которую она не успевает "переварить", перевести на свой язык, адаптировать. В свою очередь национальная культурная система, становящаяся всё более мозаичной, неупорядоченной выступает как "диссидентская" по отношению к прикладному общественному знанию, накопленному в ходе предшествующего практического опыта… Сегодня структуры (и социальные группы), быстрее всех накапливающие общую информацию, оказываются наименее управляемыми. Отсюда - разрыв между функциями целеполагания в культуре (их осуществляют наиболее приобщённые к системе мирового духовного производства субъекты) и функциями практического осуществления целей. Культура - донор (или "гегемон") формирует цели и за себя и за другую культуру. Культура реципиент, лишившаяся способности ставить общие цели, не может привлечь, интегрировать социальные группы, обладающие наибольшим творческим потенциалом" (13). Таким образом, в условиях транснационализации и глобализации экономики активно инициируемая модернизация незападных и недемократических обществ, основанная на экспорте социальных технологий, институтов и механизмов в страны с иной культурой фактически становится инструментом передела сфер влияния, установления контроля над ресурсами и рынками сбыта, приводя к ослаблению и деградации общества-реципиента.

В результате форсированной, слабо контролируемой интеграции нашей страны в мировое экономическое, информационное пространства уровень социокультурных инноваций достиг критической отметки. Привнесенные на российскую почву элементы западной политической культуры вызывают отторжение, не только не приводя к более эффективному решению проблем, но порождая дезорганизацию. связана с проблемой социокультурной модернизации российского общества. Таким образом, в условиях транснационализации и глобализации экономики активно инициируемая модернизация незападных и недемократических обществ, основанная на экспорте социальных технологий, институтов и механизмов в страны с иной культурой фактически становится инструментом передела сфер влияния, установления контроля над ресурсами и рынками сбыта, приводя к ослаблению и деградации общества-реципиента.

И, наконец, сущность военно-стратегической доминанты фактически сводится к проблеме значения и перспектив сохранения и развития российского ядерного потенциала и систем противоракетной обороны на современном этапе. Если проанализировать динамику политических конфликтов и логику развития некоторых доктринальных положений военной стратегии США, а также строительства их вооруженных сил, то появятся основания считать, что объективно сфера применения (не только военного, но и политического) ядерного оружия в настоящее время становится значительно шире, нежели ранее в период глобального противостояния (14). Именно в этом заключается, прежде всего, принципиальное отличие сегодняшней ситуации с точки зрения значимости ядерного фактора от периода "холодной войны".

Главным фактором, определяющим современную ядерную стратегию, становится сочетание в развитии ядерного потенциала элементов, направленных как на сдерживание, так и на реальную возможность боевого применения. При этом тактическое ядерное оружие уже не воспринимается в качестве инструмента сдерживания и становится реальным средством ведения боевых действий, что поднимает общую политическую значимость ядерного компонента в системе мировой политики. Функция ядерного сдерживания перетекает от стратегической, которая может быть использована лишь в заведомо гипотетической ситуации глобального конфликта к тактической компоненте ядерного арсенала.

В этой связи представляется, что ядерная доктрина должна ориентировать российские стратегические ядерные силы на решение двух задач:

-парирование глобальных угроз военного характера, то есть традиционное ядерное сдерживание времен холодной войны. Это не утратило своего значения в полной мере, поскольку обладание ядерным потенциалом лишает другие ядерные державы любой возможности использовать ядерный фактор в качестве инструмента прямого или косвенного давления на Россию.

-парирование угроз, связанных с возможными региональными или локальными конфликтами и кризисами.

Также необходимо отметить, что в условиях невозможности России в дальнейшем парировать количественное и качественное превосходство НАТО в обычных вооружениях задачи военного сдерживания могут быть возложены только на оперативно-тактическое ядерное оружие.

Таким образом, задачей ядерной стратегии России на ближайшие годы должно стать активное формирование сбалансированной, "многоопорной" и максимально гибкой с точки зрения возможностей боевого применения группировки ядерных сил и средств, оптимизированных в соответствии с плюралистическими военно-политическими сценариями использования и, разумеется, финансовыми возможностями.

Евразийская интеграция: стратегическое решение проблемы безопасности России в XXI веке

Новые реалии постбиполярного мира заставили по-новому оценить значение интеграции на постсоветском или, думается уже можно сказать на евразийском пространстве. В условиях, когда система международных отношений пребывает в состоянии поиска нового равновесия, а общий баланс сил в мире характеризуется преобладанием одного полюса в лице США и НАТО, навязанные стереотипы и эйфория первых лет после окончания "холодной войны" у многих сменились тревогой за собственное будущее. Несмотря на выдвижение так называемых "нетрадиционных угроз" безопасности, к числу которых относят международный терроризм, распространение наркоторговли, экологические угрозы, традиционные угрозы, связанные главным образом с вооруженными международными конфликтами вопреки прогнозам не утратили своей актуальности. Бомбардировки Югославии и Ирака, возвестившие всему миру о крушении Ялтинской системы международных отношений и недееспособности ООН, привели к тому, что одной из главных целей внешней политики государств, не ассоциируемых с западным сообществом и претендующих на сохранение идентичности и самостоятельную внешнюю политику стал поиск гарантий безопасности.

И достижение этой цели во многом, как для Российской Федерации, так и для других государств Heartlend'а видится на путях сотрудничества и интеграции.

Следует отметить, что идеи евразийской интеграции имеют свою историю и пробили себе дорогу из области философских исканий в мир практической политики. Евразийство можно считать не просто главной российской геополитической концепций, но геополитической традицией нашего государства.

В современных условиях интеграция на всем пространстве Евразии для России, которая обречена сыграть в этом процессе ведущую роль, есть не только выражение особенностей культурно-цивилизационного архетипа, но и требование времени. Для нашей страны, как и для других участников интеграционного процесса она означает, прежде всего, стратегическое решение проблемы их национальной безопасности. И рассмотрение этой проблемы через призму геополитических доминант безопасности служит тому наглядным подтверждением.

С точки зрения доминанты "территориальная целостность" практическая реализация идеологии евразийства способна создать на начальном этапе благоприятное для нашей страны внешнеполитическое и внешнеэкономическое окружение, следствием чего стало бы преобладание центростремительных тенденций, как на политическом, так и экономическом пространствах. Политика активизации разносторонних контактов в первую очередь со странами "ближнего зарубежья", опирающаяся на мощный фундамент взаимной заинтересованности способна привести к формированию системы экономических, культурных, информационных, политических коммуникаций оказала бы благоприятное влияние на внутриполитическую ситуацию как в России, так и в других государствах СНГ. Она стала бы реальным препятствием на пути развития центробежных тенденций.

Кроме того, в рамках евразийства могут быть сформированы действенные модели межэтнического и меконфессионального диалога, разрешения конфликтов на этой почве. Интеграция в тех или иных формах, очевидно, приведет к выработке новых более устойчивых моделей федеративного устройства нашей страны. Первый шаг в этом направлении очевидно, после создания союзного государства России и Белоруссии.

В рамках доминанты "геоэкономическая ориентация" евразийский проект также содержит в себе колоссальный потенциал роста для своих участников. Восстановление разрушенных экономических связей, выход на новые уровни хозяйственной кооперации неизбежно даст позитивные результаты с точки зрения развития экономики. В этой связи можно приветствовать создание Евразийского экономического сообщества и надеяться, что на этом институциональное оформление экономического сотрудничества на постсоветском пространстве не закончится.

Углубление и расширение экономического сотрудничества будет также означать диверсификацию импортных и экспортных потоков. Это создаст предпосылки для изменения тревожных пропорций в структуре российского экспорта в сторону увеличения доли высокотехнологичной продукции в его объеме и обеспечит необходимую базу для будущего роста. Кроме того, выход экономического сотрудничества со странами СНГ и другими государствами Евразии на новый уровень способен серьезно ослабить зависимость России от западных финансовых институтов. Создание Евразийского экономического сообщества, очевидно, из важных шагов в этом направлении. Кроме того, сама экономическая программа евразийцев достойна того, что обратить на нее внимание. Эклектичные идеи сочетания государственного регулирования и частного сектора, могли бы составить альтернативу как жесткой административно-хозяйственной системе, так и радикальному либерализму.

Сохранение культурно-цивилизационной идентичности как главная цель в рамках еще одной геополитической доминанты также может быть обеспечено посредством последовательной внешней политики и государственного строительства на основе идей евразийства. Сама по себе постановка вопроса об интеграции на постсоветском пространстве (а в перспективе и за его пределами), обращение к евразийским ценностям сохранения уникальности и многообразия, "цветущей сложности" европейских и азиатских культур свидетельствует о признании за каждым государством, в том числе и за Россией права своего собственного пути в истории. Важным аспектом евразийской идеологии является укрепление государства. Сильное государство, как показывает история, является обязательным условием выживания и развития всего российского общества. Оно является также неотъемлемым условиям создания объективных предпосылок для самостоятельной политики, в том числе и в сфере сохранения национальной культуры, традиций и ценностей.

Геополитическая доминанта "военно-стратегическое сдерживание" в контексте евразийской интеграции может найти свое выражение в усилении интеграции в сфере военного сотрудничества, а впоследствии в создании единых механизмов военного строительства и управления. Объединение военных потенциалов стран СНГ и других заинтересованных евразийских держав создаст для России и ее партнеров гарантии соблюдении их прав и законных интересов на международной арене, обеспечив возможность адекватного военного ответа любым угрозам.

В заключение хотелось бы сказать, что то, что идеология евразийства оказалась востребована именно сейчас не случайно. Сегодня когда в России в очередной раз происходит пересмотр ориентиров развития, она остро нуждается в новых идеях. То, что положения теоретиков евразийства, дошедшие до нас из глубины прошлого века, выглядят столь актуально, служит еще одним свидетельством того, что в современных условиях евразийство способно стать не только одним из векторов внешней политики нашей страны, но и частью идейного фундамента здания новой российской государственности.

Примечания

Понятие "геоэкономика" возникло в 90-е годы. Хотя зачастую оно употребляется в качестве синонима понятия "мировая экономика" или "глобальная экономика" оно все больше утверждается в качестве обозначения направления научных исследований, объектом которых выступают: географически и исторически обусловленная диверсификация способов производства на планете, процесс трансформации системы международных отношений и возникший феномен глобальной экономики. (Неклесса А. И. Эпилог истории/ Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме). - СПб.: Алетейя, 2000. - 320 с.)

Гаджиев К.С. Введение в геополитику. - М.: Издательская корпорация "Логос", 1998. С. 86.

Уткин А. И. Мировой порядок XXI века.. - М.: Издатель Соловьев; Алгоритм, 2001. С. 42

Keohane R. And Nye J. Power and Interdependence in the Information Age. ("Foreign Affairs", October 1998, p. 89). Указ. Соч. См.: Глобальное сообщество: новая система координат (подходы к проблеме). - СПб.: Алетейя, 2000. - 320 с., а также: Панарин А. С. Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. - М.: Эдиториал УРСС, 1999. - 272 с.

World Population Prospects: 1999 Revision; UN, 1999, Demographic Yearbook; Council of Europe. Recent Demographic Developments in the member States in OECD Long-tern Prospects for the world Economy, 1992. Указ. Соч.

См.: Weiss L. The Mith of the Powerless State: Governing the Economy in a Global Era. Cambridge: Polity Press, 1998, p. 176 Цит. по Уткин А. И. Мировой порядок XXI века.. - М.: Издатель Соловьев; Алгоритм, 2001. С. 65

Ibid. , p. 243-244. Цит. по Уткин А. И. Мировой порядок XXI века. - М.: Издатель Соловьев; Алгоритм, 2001. - 480 с.

США в новом мире: пределы могущества. М.: РИСИ, 1997. - С.123-124. Послание "О национальной безопасности" Президента Российской Федерации Федеральному Собранию. - М., 1996. - С. 28

Аналитический доклад Совета Федерации Федерального Собрания РФ "О мерах по совершенствованию государственного регулирования экономики и корректировке экономической реформы. - М.: 1997.

Гусаков Н. П. Зотова Н. А. Национальные интересы и внешнеэкономическая безопасность России. М.: Евразийский регион, 1998 г. С. 146..

Панарин А. С. Философия политики. М.: Издательство "Новая школа", 1996, С. 328

См.: Ядерный фактор в современном мире. Сборник статей. - М.: РИСИ, 1996

Евразийство - будущее России: диалог культур и цивилизаций. Тезисы международной конференции. - М., 2001. - С.188-202.
www.hrinstitute.ru