Кризис в России в свете национальной политики

Кара–Мурза С.Г, Айзатулин Т.А., Тугаринов И.А.

Все ограничения, накладываемые на политику в государственной, экономической и социальной сфере, определяются выбором «концепции будущего» в национальной сфере. Количество накопленного, теоретически осмысленного и хорошо систематизированного научного знания таково, что нет никакой возможности оправдывать скатывание ситуации на ту или иную (тем более фатальную) траекторию ошибками или некомпетентностью политиков.

Тревожным с точки зрения национальной политики признаком является настойчивая мифологизация понятия Россия и утверждения о ее якобы малой изученности и загадочности. В действительности и Российская империя, и СССР представляют собой, возможно, наиболее изученную полиэтническую систему. Уже в XIII в. интеллектуальные лидеры Западной Европы прилагали большие усилия для изучения Евразии в связи с растущим могуществом империи Чингис-хана - и как геополитической угрозы, и как возможного союзника против ислама (Марко Поло, предоставивший Западу богатый фактический и аналитический материал - лишь один из примеров. Его анализ чрезвычайно актуален для России и сегодня). Этнографическое описание России непрерывно велось в Средние ве­ка и в Новое время дипломатами, коммерсантами, европейскими учеными и религиозными (особенно католическими) исследователями. В XIX в. одним из наиболее глубоких и проницательных аналитиков, который видел Россию через культурную призму западной цивилизации, был Маркс. Он сказал о России очень важные вещи.

Русская литература (а через нее общественное сознание) - объект интенсивных исследований в западной культурологии. Наконец, советология сложилась в крупную научную дисциплину с вовлечением огромного количества квалифицированных кадров и огромных материальных средств. Ознакомление лишь с докторскими диссертациями об СССР и его истории, защищенными в США, показывает небывалую для наших обществоведов скрупулезность и высокое качество материала.

С другой стороны, в самой России с начала XIX в. сложились сильные исторические, этнографические и экономические школы, занимавшиеся «россиеведением» - изучением России именно как особой цивилизации. К концу века эти исследования стали комплексными - в них включились крупнейшие естествоиспытатели (Менделеев, Вернадский, Докучаев). В ХХ в. в России сложились новаторские экологические и экономические школы, на базе которых возникли и такие несвойственные для Запада «синтетические» общественно-политические концепции как евразийство. Этногеография имела к 1985 году достаточно знаний, чтобы руководство страны могло избежать взрыва.

Для России в большей степени, чем для Запада, характерна исследовательская функция литературы в анализе сознания и архетипов полиэтнического общества. Российское общество было представлено во всех его срезах и под разными углами зрения (назовем Пушкина, Толстого, Лескова, Достоевского, Шолохова и Распутина и, в иной плоскости, Горького, Пастернака, Солженицына и Гроссмана). Наконец, с конца прошлого века в России, а затем в эмиграции интенсивно работало целое сообщество философов, которые исследовали источники напряженности и скрытых конфликтов, а затем и революций, в связи с "русской идеей" - генотипом цивилизации России. Все, что происходит сегодня в России (СССР) было не просто изучено и осмыслено еще "в зародыше", в латентном периоде, но и предсказано с высокой точностью.

Исключительно важным симптомом, на который надо обратить пристальное внимание, является тот факт, что идеологи принятого варианта либерализации России никогда не оспорили основных концептуальных положений русских философов, евразийцев, Л.Н.Гумилева относительно этногеографической структуры России и типа ее цивилизации. Они просто игнорируют эти положения как "идеологию", как "русофильство". Более того, в своих теоретических работах они признают эти положения, но предлагают "сломать" эту цивилизацию как "неправильную" - то есть именно из идеологических предпочтений западничества.

В этих условиях и специалисты, и органы, вырабатывающие национальную политику государства, должны определить свой статус: играют ли они роль пособника в достижении неких "высших", часто неявных, целей или служат коллективным "экспертом", предупреждающим общество о последствиях тех или иных шагов для национальных отношений.

Мы исходим из того, что Россия представляет собой особую цивилизацию, выработавшую свой собственный, не повторяющийся в других цивилизациях способ существования и взаимодействия этносов и народов. Ядро устойчивых признаков России обладает необходимой для этого полнотой.

В политическом, социально-экономическом и культурном плане Россия (как в форме Империи, так и в форме СССР) развивалась как традиционное общество, в своих важнейших чертах отличное и от западного гражданского (т.н. "современного") общества, и от традиционных обществ Востока. Главное отличие - в представлении о человеке, обществе, хозяйстве и государстве.

Как и любое традиционное общество со сложным национальным составом, к тому же с интенсивно идущими процессами этногенеза, Россия является изощренным и хрупким образованием. Сильные внутренние напряжения, чреватые острыми кризисами и разрушительными конфликтами, возникают здесь в связи с волнами модернизации. В ходе всех проектов модернизации Россия обнаруживала огромный потенциал развития, высокую пластичность и способность к восприятию и развитию современных культурных тенденций, науки и технологии. В ХХ веке, однако, назревшее обновление дважды сопровождается революционной ломкой структур традиционного общества и попыткой радикального и планомерного создания подобия современного общества Запада не через органический процесс, а как проект социальной инженерии. В обоих случаях это немедленно приводит к деструкции национально-государственного устройства и взрыву "этничности" и сепаратизма. В первом случае "модернизация через слом" привела к полномасштабной гражданской войне с вовлечением в нее почти всех народов России. В настоящий момент войны имеют локальный характер, однако, с риском истощения стабилизирующих ресурсов. 

На девятом году реформы кризис в России созрел в такой степени, что консолидировались "возбужденные" структуры, способные сдвинуть неустойчивое равновесие на губительную траекторию. В этих условиях ни один субъект национальной политики, не может возлагать надежды на самопроизвольное, "свободное" развитие процесса и разрешение проблем. Процесс направляется активными заинтересованными силами. Поэтому для каждого субъекта необходимо осознание своих интересов, непрерывный анализ ситуации и политическая воля.

Суть дилеммы, перед которой поставлен сегодня каждый субъект национальной политики (включая каждого гражданина): смена "генотипа" и слом российской цивилизации - или ее восстановление и развитие с сохранением "генотипа". Критерии принятия всех остальных политических решений подчиняются этому принципиальному выбору.

История "собирания" России после распада 1917-1918 гг. показывает, что руководители советского государства важность национальной политики оценивали адекватно. Об этом говорят и интенсивность дискуссий и экспериментов, и даже накал страстей. Впрочем, термин "национальный" мы применяем как условный, т.к. в Российской империи большинство народов, включая русский, находились на донациональной стадии развития общества, поскольку нация - продукт развитого буржуазного общества. Поэтому, строго говоря, в массовом сознании не было национализма само слово национализм, взятое из западного лексикона, в приложении к России также надо понимать условно, вернее было бы назвать его народность). Он культивировался в узких кругах буржуазной интеллигенции, и за ним всегда стояли скрытые социально-политические интересы. 

Русскими коммунистами понятие национализма для культурных условий России не разрабатывалось. Для нас было бы важно знать труд китайского революционера Сун Ят-сена "Три народных принципа", где он развил понятие национализма как основы государственной идеологии Китая. Для него национализм есть "принцип единой государственной семьи (нации)". Это - совсем не то, что национализм классового общества, образующего государство-нацию. У Сун Ят-сена национализм не только не противоречит интернационализму, но и служит ему необходимым условием: "национализм - это то сокровище, которое предопределяет существование человечества". Сун Ят-сен писал, что только если Китай вновь обретет сокровище национализма, он "станет фундаментом интернационализма в Азии - так же, как русские стали им в Европе".

Отрицательное отношение нынешних патриотических кругов к национальной политике советского государства на первом этапе (создание СССР) носит огульный и слишком идеологизированный характер. Это отношение лишено внутренней логики и не дает импульса к пониманию нынешнего кризиса. Вот некоторые замечания.

Ключевым понятием советской идеологии на первом этапе была диктатура пролетариата. Термин этот, введенный Марксом в 1852 г., не был достаточно разработан, в России он употреблялся как метафора, без придания ему конституционного значения. Его эмоциональная окраска менялась в зависимости от обстановки. Сразу после Октября диктатура пролетариата (в союзе с крестьянством) понималась как власть абсолютного большинства, которая сможет поэтому обойтись без насилия - с таким основанием отпускались под честное слово юнкера и мятежные генералы. По мере обострения обстановки упор делался на слове диктатура, и метафора использовалась для оправдания насилия.

Когда во время перестройки начались дискуссии о том, имел ли действительно пролетариат в советской системе диктаторские полномочия, это вызывало недоумение: такие понятия никогда и не понимаются буквально (строго говоря, в России и не было пролетариата, рабочий класс был еще проникнут крестьянским мышлением). Сегодня в России демократами называют себя поклонники кровавого чилийского диктатора Пиночета, но никто же при этом не понимает слово "демократ" буквально.

Но главное для нас здесь - связь этого понятия с представлением о народе и именно русском народе. Н.А.Бердяев в книге "Истоки и смысл русского коммунизма" писал: "Марксизм разложил понятие народа как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате по-новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом".

Важно, что в советской идеологии понятие диктатуры пролетариата не имело классового смысла (независимо от классовой риторики). К неклассовому пониманию "диктатуры пролетариата" крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения России, были подготовлены самой их культурой. Диктатура пролетариата воспринималась как диктатура тех, кому нечего терять, кроме цепей - тех, кому не страшно постоять за правду. Пролетариат был новым воплощением народа, несущим избавление - общество без классов. Столь же далеким от марксизма ("неклассовым") было представление о буржуазии. М.Пришвин пишет (14 сентября 1917 г.): "Без всякого сомнения, это верно, что виновата в разрухе буржуазия, то есть комплекс "эгоистических побуждений", но кого считать за буржуазию?.. Буржуазией называются в деревне неопределенные группы людей, действующие во имя корыстных побуждений".

Таким образом, советская государственная идеология была национальной - нисколько не вступая при этом в противоречие с интернациональной риторикой. Дело в том, что национализм крестьянского мышления имеет иную природу, нежели национализм гражданского общества. Здесь не годится простое деление "буржуазный национализм - пролетарский интернационализм", принятое в марксизме. Крестьянство восставало против капитализма, движимое не только социальным, но и национальным чувством - как против космополитической силы, уничтожающей самобытность.

Если за риторикой Ленина о союзе рабочего класса и крестьянства в России и о возможности построения социализма в одной стране видеть суть, то она именно в возрождении державного русского национализма (c особой остротой спор по этому вопросу вспыхнул позднее, между Сталиным и Троцким). Оппоненты Ленина поняли это быстро. Один из лидеров Бунда М.Либер (Гольдман) писал в 1919 г.: "Для нас, "непереучившихся" социалистов, не подлежит сомнению, что социализм может быть осуществлен прежде всего в тех странах, которые стоят на наиболее высокой ступени экономического развития - Германия, Англия и Америка... Между тем с некоторого времени у нас развилась теория прямо противоположного характера... Эта теория очень старая; корни ее - в славянофильстве".

На Западе оценки были еще жестче. Один последователь К.Каутского, писал: "Внутреннее окостенение, которое было свойственно народам Азии в течение тысячелетий, стоит теперь призраком перед воротами Европы, закутанное в мантию клочков европейских идей. Эти клочки обманывают сделавшийся слепым культурный мир. Большевизм приносит с собой азиатизацию Европы". Это - признание краха западнического крыла в большевизме. Под "мантией" марксизма большевики скрывали национализм, проект возрождения особой, незападной цивилизации - России.

Позднее Н.И.Бердяев в упомянутой выше книге о русском коммунизме также подчеркнул: "Большевизм гораздо более традиционен, чем принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма".

Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как естественную, исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими масштабами (в этом смысле идеология была "имперской"). В 1920 г. нарком по делам национальностей И.В.Сталин сделал категорическое заявление, что отделение окраин России совершенно неприемлемо. Военные действия на территории Украины, Кавказа, Средней Азии, всегда рассматривались как явление гражданской войны, а не межнациональных войн. Это нисколько не противоречило идее "национальной справедливости", т.к. считалось, что собирание всех частей России в "республику Советов" решает и эту задачу.

Вплоть до начала деградации советского национально-государственного устройства (со второй половины 50-х годов), сохраненная в этом устройстве этничность порождала не центробежные, а, скорее, скрепляющие Союз силы. В дальнейшем огосударствление этносов было использовано национальными элитами как политическое средство для демонтажа советской системы и превращения в национальную квази-буржуазию. Видимо, после Отечественной войны был короткий период, когда можно было без больших конфликтов снять с этничности государственную оболочку, но сейчас этот вопрос представляет лишь академический интерес.

В течение последних десяти лет в СССР, а затем РФ, происходят глубокие изменения. Что речь идет не о "реформе" российской цивилизации, а именно о попытке изменении ее генотипа, замене ключевых элементов ее "культурного ядра" - не составляет секрета. Об этом говорится в книгах и обстоятельных (а не пропагандистских) статьях видных идеологов реформы в ведущих научных журналах ("Вопросы философии") и наиболее интеллектуальной прессе ("Известия", "Независимая газета").

В обозримом будущем жизнь России делится на два качественно разных, но тесно связанных этапа: прохождение острого кризиса и стабильное развитие. Способ и цена выхода из кризиса в большой степени зависят от того, как будет сформулирован и легитимирован в общественном сознании желаемый образ будущего, по направлению к которому Россия будет эволюционировать на этапе стабильного развития. В свою очередь, возможность такой эволюции в будущем будет определяться способом и ценой выхода из кризиса.

Если будет реализован заявленный проект реформаторов, то слом траектории бывшего СССР и России как полиэтнического государства и традиционного общества может привести к нескольким вариантам национально-государственного устройства (скорее всего, к разным вариантам и их комбинациям в разных регионах).

1. Огосударствление наций (образование национальных государств, как это было при становлении рыночной экономики в Европе) с переносом проблем межнациональных отношений уже внутрь этих государств.

2. Ассимиляция малых народов крупными соседними этносами и "упрощение" национальной структуры России. Создание "этнического тигля", который переплавит народы в одну новую историческую общность - россияне.

Концепция "этнического тигля" ("плавильного котла") взята как неотъемлемая часть той схемы либеральной реформы России, в которой за идеальную модель приняты США. Эту концепцию, однако, поддерживают и некоторые "имперски мыслящие" деятели т.н. патриотических движений. Российские идеологи, принимающие эту концепцию, на деле мифологизируют американскую реальность. Во-первых, игнорируется судьба коренного населения Северной Америки, которое не смогло "сплавиться" с теми, кто принял протестантскую англо-саксонскую матрицу общества. Во-вторых, возникли два ядра кристаллизации "несплавляемых" суперэтносов, обретающих свою идентичность - негров и выходцев из Латинской Америки. Быстро формируются и азиатский суперэтнос с внутренней солидарностью (прежде всего, китайцы и вьетнамцы).

Как сказано в защищенной в 1992 г. в Калифорнии диссертации, "нарастающие этнические конфликты, расизм и дискриминация, порожденные "неправильными" стереотипами широких слоев, явно показывают, что концепция "плавильного котла" больше не дает удовлетворительного описания того мультикультурного контекста, в котором может быть понято американское общество".

3. Региональное упрощение национальной структуры путем разного рода "этнической чистки" с последующей сегрегацией этнических групп.

Во второй половине ХХ в. это стало одним из самых распространенных способов "упрощения" национальной проблемы (апартеид и ЮАР или добровольная сегрегация сингалезцев и тамилов в Шри-Ланке, турок и греков на Кипре). По этому пути пошли и демократические режимы в ряде республик после ликвидации СССР - радикально в Армении и Азербайджане, осторожно - в Латвии и Эстонии. Крайний случай представляет Босния. Как показал анализ всего имеющегося опыта, перерастание напряженности в насилие и вооруженный конфликт является абсолютно неминуемым следствием этого варианта. (Имеется большое число диссертаций из разных университетов США).

4. Политический, социально-экономический и культурный апартеид.

Этот вариант испытывается в Эстонии и Латвии и, несомненно, рассматривается субъектами национальной политики внутри и вне России как важный эксперимент. Первым результатом явился нетривиальный вывод: часть крупной нации (русские), ощущая связь с суперэтносом, легко соглашается на то, чтобы быть дискриминированным объектом апартеида. Вопрос о том, куда будет эволюционировать эта установка при ослаблении связи (в том числе экономической) с основным телом народа, пока остается открытым. Можно ожидать, что неизвестный истории русский ирредентизм (борьба за воссоединение разорванного этноса) будет сильно отличаться от ирредентизма ирландцев, басков и курдов.

Имеется достаточный объем теоретического знания, а также эмпирических данных, которые позволяют утверждать, что вся концепция социально-экономической и политической реформы в России ("демократизация-либерализация-модернизация") означает совершенно определенный поворот к одному из этих вариантов решения национального вопроса в "современном" либеральном обществе.

Философские основания проекта реформаторов были изложены в Концепции национальной политики России (1992 г.). Она не была принята, однако ее анализ важен для понимания проекта, который продолжает выполняться, хотя и с трудностями. По сути, разработчики нынешней Конституции склонялись к формуле "одна нация - одно госудаpство", то есть, к концепции этнического тигля по примеру США. С иных исходных позиций (из идеи России единой и неделимой и "русского государства") к этому же подходят и некоторые патриотические движения в своей формуле "одно госудаpство - одна нация". Радикальные демократы из Движения демократических реформ отстаивали "либеральную" формулу расчленения России на страны "нормального" размера: "105 государств - 105 наций".

В т.н. "демократической" концепции государственного устройства полностью отсутствует понятие этноса - структуры, с которой человек "традиционного" общества солидаризуется как социальная (и даже биологическая) личность. Соответственно, это понятие отсутствует в явном виде и в концепции либеральной реформы России по схеме МВФ, и в правовых документах, которыми эта реформа подкрепляется (прежде всего, в Конституции). Действительная реализация этих неадекватных России концепций привела бы к катастрофическим последствиям - сомневаться в этом не дает никакой возможности весь объем знания, накопленный при изучении современных гражданских войн в полиэтнических обществах (Ливан, Шри-Ланка, Нигерия, Индия, Югославия).

Исследования общественного сознания и экспертные оценки, как идеологов реформы, так и их оппонентов приводят к выводу, что изменения фундаментальных мировоззренческих и психологических установок, характерных для традиционного общества, в основной массе населения не произошло. Более того, практические политики вынуждены во все большей степени опираться не на установки современного общества (правовое сознание, плюрализм мнений и источников информации), а именно на психологию традиционного общества (харизматический образ лидера, приоритет идеи "спасения Родины" над правом и т.д.).

Сохранение или восстановление мировоззрения традиционного общества, уходящего корнями в православие, ислам, буддизм и языческие культы малых народов, отнюдь не представляет собой непреодолимого препятствия для модернизации. Выбор такой схемы реформ, которая предполагает слом российской цивилизации, связан не с задачами развития и модернизации России, а с иными, "высшими" целями.

Эти неоднократно декларированные цели носят или сугубо идеологический характер (типа "установления демократии, общечеловеческих ценностей, прав и свобод" и т.п.), то есть, скрывают истинные намерения субъектов политики, или отражают вполне прагматические интересы (устранение России как геополитического конкурента, перераспределение собственности, криминальное накопление капитала, продажа земельных угодий и т.п.). Не давая оценки этим целям, обратим внимание на полное отсутствие в них явно выраженной связи с национальной политикой и заинтересованности конкретных субъектов такой политики. Поскольку такой связи не может не быть, речь идет о сокрытии реальных целей и обмане - социальной механике, ведущий к острым конфликтам, в том числе с использованием насилия. Ставка на то, что можно "сделать изменения необратимыми" и подавить ущемленные с помощью обмана социальные и этнические группы силой, в перспективе иллюзорна.

Быстрое изменение фундаментальных основ мировоззрения на практике невозможно. Противоречащие им условия жизни и отношения людей воспринимаются как невыносимые. Результатом является политическая нестабильность и сепаратизм. Если же при этом внедряется мысль, что этнос был объектом эксплуатации (или вообще любой несправедливости) со стороны другого народа или "центра", настроения сепаратизма возникают неминуемо. При этом неважно даже, является ли ощущение несправедливости обоснованным или это плод мифологизации действительности, предпринятой исходя из политических интересов. Сложность текущего момента в России в том, что убеждение в долгом притеснении и угнетении со стороны "центра" специально и усиленно создавалось в автономных и союзных республиках СССР с целью разрушения "имперского" центра. Будучи уже внедренным в общественное сознание, это убеждение живет в соответствии с собственной логикой и динамикой. Отменить его "за ненадобностью" после развала СССР политики не могут. Оно стало реальным фактором политической ситуации.

Ощущение "этнической несправедливости" является гораздо более сильным фактором нестабильности, чем социальное неравенство. Однако дестабилизирующее воздействие резко усиливается при сочетании разных "обид". Социальная несправедливость, получившая этническую окраску, обладает несравненно более сильным дестабилизирующим действием. Если же к этому добавляется конфессиональное противоречие, то образуется взрывная сила, и начавшийся конфликт легко становится необратимым.

К настоящему моменту можно констатировать кризис либеpальной цивилизационной модели в России с точки зрения национальной политики. Принципиальной альтернативой всем вариантам, которые сопровождают отказ от продолжения развития России как особой цивилизации, является нахождение способа сохранить в полном объеме этническое разнообразие - в новых условиях воспроизвести то, что евразийцы определили как симфонию народов.