Стенограмма выступления в Российской госбиблиотеке.

А.И.Солженицын

Давайте мысленным взором расширимся за пределы этого здания и Москвы и подумаем о российских просторах, где тысячи и тысячи библиотек, особенно районных и сельских, забытые и заброшенные, страдают без средств. Мне приходилось бывать в сельских, в совхозных и в районных библиотеках. Большей частью у них вообще ничего нет уже многие годы. Некоторым присылают добрые дяди, и другие лукавые дяди, присылают разную литературу, которую они с благодарностью должны принимать. И когда стоишь там, около полок, скудных полок этих библиотек, охватывает жуть за юное поколение. Вот уже больше десяти лет так воспитываемое: нет свежего притока, нет свежей мысли, нет свежих книг, а годы идут. Не у всех, а у кого-то, у каких-то молодых людей есть жажда знать и впитывать знания в этом раннем возрасте, когда голова открыта и досуг есть. А что им делать вот в этом "одиночестве", в тех глубинках, на той периферии.

Мое раннее детство проходило в большом городе, и я имел свою полку книг, что так досталось, с тем и жил. К счастью был большой том Лермонтова в издании Вольфа. Уж я просматривал его, сколько я его прочитывал, сколько изучал все иллюстрации; было сорок восемь книжек Джека Лондона, приложения к журналу "Всемирный следопыт". Поверьте, больше десяти раз прочел все сорок восемь книг сначала до конца. "Жажда", еще сама себя не понимает - что надо. Тут же полное собрание Ибсена. Что я понимал об Ибсене? О его месте в литературе, в драматургии, его взглядах, но прочитывал Ибсена всего, впечатывал в себя, и к счастью, был сборник пословиц Даля, который в условиях южного города, в общем, весьма далекого от русского языка подпитывал меня. Я еще сам не понимал, что происходит. Только в десять лет я добрался до "Войны и мира", который стал рубежом моей жизни. Но и дальше, я понимал, что существуют такие какие-то взрослые, умные книги, где их найти, идешь в библиотеку и ведь там что-то в фонде есть, в фонде есть, а в каталоге нет. И как узнать что, все закрыто, задавленно советской пропагандой и этим единообразием. Как узнать, что тебе надо, как прочесть эти книги, сколько я юных лет тогда потерял. А уже позже, просто стенка, когда я уже работал над "Красным колесом", это уже конец школы. Вдруг смотрю в каталоге С. Степун "Записки прапорщика артиллериста с Первой мировой войны". Вот это мне нужно. Я сразу записываюсь, подаю карточку, принесите, приходит библиотекарша мрачная и говорит:

- А вы знаете, чью книгу вы спрашиваете?

- Вот вы знаете "Записки прапорщика артиллериста".

- Это ярый антисоветчик, злобный эмигрант, подтвердите, что вы сознательно берете книгу этого автора, тогда я вам дам, вот под расписку.

- Да нет, пожалуйста, не надо, я думал просто прапорщик артиллерист.

Вот так вот тянулись к знаниям. По другим причинам, но сегодня, тянутся обделенные в нашей русской глубинке, также.

В общем процессе распада России, который мы наблюдаем, уже, по меньшей мере, десять лет мрачной стороной, выступает разрыв культурного пространства.

Я мог бы перечислить несколько аспектов, этого разрыва. Один аспект собственно я уже назвал - возрастной, второй разрыв географический. Мне пришлось ощутить этот разрыв, проехав 27 областей России. Оттуда из периферии, из глубины, куда не доходит ни одно такое весомое, единое, всем известное печатное издание, в котором могла бы Россия обмениваться своими мнениями, мыслями, так их нет изданий. Центральные газеты почти все остаются здесь и журналы, в областях свои, методические даже журналы учителя не имеют возможности выписать, а уж выписать журнал художественный или исторический это непосильно уже теперь никакому учителю по его бюджету. Разрыв происходит такой, что оттуда смотришь на Москву, т.е. вот они смотрят на Москву, какое-то странное многолюдное скопление народа занятое чем-то своим. Из Москвы смотришь туда так, кто может посмотреть в глубь, какая-то неведомая страна. Что мы о ней знаем об этой стране, за последние десять лет, кроме формально: какие где выборы прошли. Ничего Москва не знает. Разрыв, географический разрыв. Это очень опасный разрыв. Он усугубляет общий распад России и очень опасен. Но теперь и издания очень многие не идут за пределами области, где они изданы. Я свидетель был. Рядом с областями, где меня издали пишут, а мы не имеем возможности, не можем книжки этой достать. Между областями тоже связи нет, это - острова, это - острова, страна отдельная страна.

Исторический разрыв, исторический разрыв начался с катка, коммунистического катка, советского времени. Нам было велено, например, когда я учился в школе не знать слово "история". Предмет истории у меня, например, проявился только в 9 классе и то не сначала года, а с середины. История всеобщая, начиналась с Нидерландской и Французской революции. До этого истории не было. А потом сразу история партии. Было обществоведение с 4-го, 3-го класса. Все время шло обществоведение. История России, такого выговорить было нельзя. У России истории не было. Была история народов СССР в лучшем случае. Разрыв происходил такой, что он касался не только массы, которую воспитывали, он касался и образованного слоя, самого образованного. Люди с большими исследовательскими качествами, направляли себя в доступное русло, а доступное было, пожалуйста: декабристы, Николай I и Пушкин. Сколько лучших умов ушло у нас, сколько непропорционально много изучался этот кусочек по сравнению с остальной историей России, древней или новой, а особенно новейшей ХХ века, который был вообще запретным, была только история ВКП(б), ничего больше не было. Да, той эпохе повезло. Великолепные исследования, великолепные знания. Каждое перышко, каждая песчинка известна нам. Но, когда я, начиная с 1936-го года, с моих 18 лет, начал, задумал писать книгу о революции нашей, которая ошеломляла своей величиной. Когда я этим начал заниматься, я понял, я задыхаюсь. Нет материала, т.е. я видел, что мне казенщину подсовывают, казенную, просто жвачку, которую нельзя ну просто в рот взять, которую глаза не принимают, а где брать что-нибудь. Сколько лет нужно было собирать искать материалы. Мне лично довелось работать над "Красным колесом", если считать сбор материала, обдумывания, 54 года. А уж писал я тогда непрерывно 21 год. Так вот, с большим трудом. Вот когда попал я в Архипелаг Гулаг, там от старых бывалых людей, я много почерпнул и узнал, о чем нельзя было узнать на воле, нельзя было прочесть в советских библиотеках. Только потом уже позже после Ивана Денисовича, мне стали люди сами досылать книжки, но более всего они распахнулись только, когда меня выслали. Только там я получал полные комплекты всего, что было в России напечатано с конца XIX века до революции, включая ее. В виде книг, журналов, газет, всю эмигрантскую литературу, мемуары эмигрантов, к которым я призвал тогда. Мне открылось, насколько же закрыта для нас история начала XX века, она закрытие Московской Руси, закрытие удельного периода. Вот сейчас туда, только последние годы, стали проникать сверла поисков, а то ведь это невежественное незнание начала ХХ века. Только все в рамках в освещении истории ВКП(б). Значит вот этот исторический разрыв, он собственно остается, он и сегодня, благодаря географическому разрыву и возрастному усугубляется, и он еще не дает нам знания нашей истории, а без истории, куда мы годимся.

Когда я кончал "Красное колесо", это были 1987 - 1988 годы. Уже был написан март 1917-го, т.е. сама революция. Уже маленькими ручейками в карманных изданиях книжечки шли сюда в Россию, еще в СССР, шли, но ничтожными ручейками. Я, уже пройдя всю школу этой революции, все поняв, с ужасом видел, что опаздываю. Февраль 1917-го отличался взлетом, взрывом эйфории, т.е. восторгами, которым нет конца. И вот на этой эйфории общество и образованный круг растерялись, ничего у них никто не знал, просто наступил рай. Можно больше ничего не делать. Через восемь месяцев это кончилось. И вдруг я вижу, что в 1987 году такая же эйфория взрывается в нас. И я понимаю, что общество опять не видит опасности, опять не видит, что эта эйфория опаснее всего. Великое горе ходит всегда вначале в одеждах счастья и радости и как предупредить. А никак. Это удивительно, я долгие годы думал, что народ может учиться на ошибках другого народа, но это я оставил. Нет, этого не бывает. Хотя бы народ учился на ошибках самого себя, на своих ошибках, но нет, надо набивать голову каждый раз, каждый раз бить голову в том же месте, на том же самом. Все повторилось, только растянулось это не на восемь месяцев, а на большой срок.

Тут наступает еще один, еще один трагический разрыв культурный, это разрыв мировоззренческий. Он давно в России был. Мировоззренческий разрыв, собственно говоря, главная причина Февральской революции, главный толчок Февральской революции. Общество противостояло власти и другим кругам около власти, непримиримо, без всяких скидок, только на уничтожение. Разрыв этот в советское время оставался, он был подавлен, залит лавой большевистской агитации. Но вот наступили славные дни свободы слова. Мне еще в 1969 году пришлось писать статью с обращением на статью Сахарова. Я там написал: "да больно очень было, когда у нас отняли свободу слова, но еще больнее будет тогда, когда нам ее вдруг вернут". Я это в 69-ом году уже на опыте революции со страхом знал. И действительно десять лет прошло, и это произошло. Я предсказывал, мы будем как не одни люди, как люди разных народов. Мы не будем соотечественниками, мы не будем одноземцами, на 77 дорог наши мысли разошлись, и мы друг друга просто абсолютно не понимаем, потому что слово было закрыто 70 лет. И так и произошло. И вот когда начались новые веяния, новые события на верхах, что произошло в культурном круге - сработал мировоззренческий разрыв. Вместо того чтобы понять, да сейчас-то в этот момент опаснее всего забыться от радости, сейчас надо думать, что там происходит, кто передвигается у власти? С каких постов, какие посты, как они переодеваются? Как они захватывают национальное достояние? В них воровство кипит. В каждом случае опасность разная: в 1917 году были свои опасности, в 1980-е годы свои опасности, но и там и здесь образованный класс все пропустил.

Возгорелась зато яростная борьба. Так называемых демократов, против так называемых патриотов. Слова эти не должны противопоставляться, почему я и говорю так называемых. Вместо того чтобы проверить, что тайно делается за этими розовыми, оранжевыми занавесками перестройки. Начали распри. В центре, в основном в Москве и Петрограде, начали распри два круга общества. И казалось самым главным, это отвести, растоптать, так называемое русское национальное сознание, чтоб не было его. Это самая главная опасность и только она опасна. А больше ничто не опасно. И так называемые демократы победили. Победили, а за это время убедились, что они все пропустили, что достались обглодки, огрызки, а кому и этого не досталось. И так должно быть, потому что пропустили великое горе, шедшее в оранжевых хламидах счастья.

Так вот четыре вида разрыва. Как их покрыть? Их покрыть можно только через свободное движение слова. И в основном печатного. У нас мне возразят культурное пространство соединено телевизором. Да пространство соединено телевизором, но не культурное. Тут спорить даже не надо, доказывать. Телевидение не заменяет культурных связей никак. Значит вопрос в том, смогут ли люди разных направлений, разных возрастов, разного географического положения, друг друга понять. И все-таки я верю, что через печатное слово. Вот если смогут понять, тогда мы куда-нибудь вылезем, запущенность наших библиотек, к сожалению, дает мало надежд пока что. Вот мое вступительное слово.

***

Я готов отвечать на вопросы.

Вот типичный вопрос: "Не пугает ли меня, что в сегодняшней ситуации в России, я практически солидарен с коммунистической партией. А тот кто в период советиздата меня читал, теперь в общем считает меня тяжело больным?"

Знаете, как там мечется коммунистическая партия при своем издыхании, меня это не касается. Также точно вот такие штуки мне подавали и спрашивали при советах. Вас не смущает, что точка зрения совпадает с точкой зрения американских правых!? Не смущает ни сколько! Мне совершенно не важно кто что думает, я говорю что думаю, о коммунизме я имею право, имел право сказать, сказал больше других. И еще теперь получать вот эти вот упреки. Ах, совпадает! Ах, совпадает! Конечно, делается с верху поток преступлений и пороков, конечно, всякая оппозиция говорит какую-нибудь правду, любая оппозиция, в данном случае загнанная в тупик коммунистическая. Странный такой вопрос, я не могу понять, почему можно вот так политически мыслить.

Вот сейчас мы присудили премию Валентину Распутину. И вдруг в ряде газет и у ряда лиц, взрыв негодования, как вы могли дать Распутину! Продолжается та же ненависть, самый главный враг где-то здесь, надо его уничтожить. Не те миллиардеры, которые ограбили всю Россию. Распутин самый главный враг. Это поразительно. Вот оно осталось. Это пока мы от этого партийного подхода не отстанем, ничего доброго у нас не будет. Слова партия, наши, мы же просто молились - хотя бы многопартийная система. Была одна партия, плохо правила, отсюда не вывод, что много партий хорошо. Лучше без партий, хорошо только когда партий нет вообще, ни одной совсем. Что сегодня эта партийная система нам дала, обман с Государственной Думой. Отсюда половина депутатов, ведущих, которые там все не вылезают с трибуны, которые никого не представляют, кроме своих групп, группки своей узкой. И они распоряжаются, как будто они от имени народа голосуют, решают законы. Не было бы партии у нас, были бы представители от округов. Хоть перед округами бы отчитывались. Их можно было бы отозвать. А эти что? Какие-то безликие списки, списки, и стали руководителями нашего законодательства.

"Чем я объясняю, что "Красное колесо" не имело того отклика читателей, как "Архипелаг Гулаг" и "В круге первом"?"

Чем объясняю, вот тем самым разрывом исторического сознания. "Красное колесо" я писал с ответственностью перед историей. Я считал, что я должен включить все сколько-нибудь важные факты, из полноты которых только вытекает само объяснение революции. Если импрессионистически выбирать: вот этот фактик, вот этот фактик, вот это явление, вот это лицо, то мне скажут совершенно справедливо, да вы так и составили свой пасьянс, а может составить иначе, конечно, а можно еще иначе, но когда все важное дано, тогда никакого пасьянса не составишь и другого объяснения не дашь. Ну а тут пришлось как раз на меня, что не пускали вплоть до 1990-го года, до конца 1989-го. За это время начала ломаться вся система книгоиздательства, пришлось раздавать "Красное колесо" по разным журналам. Ну, кто же прочтет "Красное колесо", если оно в части Петроградских, Московских и Саратовских журналов напечатано. Вот пойди, собери и прочти, а в одном журнале, так это что, превратить журнал в два года, три года в одно мое "Красное колесо", нельзя. Значит, выхода не было. Такое большое произведение напечатать было невозможно. Его напечатал только "Воениздат" один раз, разошелся совершенно весь. Да, очень жаль, потому что там объяснение, если бы оно дошло до читателя во время, я думаю, многие бы задумались над современным. Все поражаются, кто читал, похожестью, странной похожестью, психологической похожестью нашей перестройки и Февральской революцией. Но для этого надо работать, книге надо дойти, надо долго читать, я понимаю, если я писал 21 год, сколько времени надо это читать. После меня когда-нибудь прочтется...

"Как вы видите нынешнюю роль Православной Церкви в жизни России"?

Видите, Православная Церковь наша понесла огромные потери, уничтожением тысяч священников, преследованием миллионов мирян, и в общем больше чем полувековой отвычкой от учения народа вообще иметь религию, во что-то верить, высмеивали что-то не земное или потустороннее. За это время народ стал, прежде всего, арелигиозен. Все направления, конечно, более деятельные секты, и особенно с западной подпиткой денежной, они усилено себя ведут активно, и у них активные есть такие, ну ячейки. Православная Церковь разгромлена, средств нет никаких, подорвана, вся в личном составе и затюкана еще по той привычки этого самого мировоззренческого разрыва. Православная Церковь, собственно говоря, серьезно нельзя было говорить о ней в образованном кругу уже в начале ХХ века. Стыдно считалось идти в храм, крестится, причащаться. Это невероятно позорно было уже до большевиков, тут не надо валить на большевиков, это было уже тогда подготовлено. В крестьянстве падал авторитет Церкви, тоже падала религия. Откуда у нас было столько, в общем, сельских бандитов, всяких воров, хулиганов, которые шли охотно в эти красногвардейские отряды. Оттуда же все. Так что подрыв такой громадный... Я всегда говорил, если мы падаем 70 лет, то меньше как 150 лет на подъем не отмерить. Ждать какого-то мгновенного воскрешения невозможно. Может быть, сегодня Православная Церковь могла бы найти пути входа в нашу повседневную жизнь, и может быть она ищет их и даже делает. Но и вместе с тем, сколько почитаешь в газетах возмущения, да самые светлые умы выговорят: "Нет уж, оставьте вашу веру в ребрах, чтоб не было ее на улицах, чтоб не было ее в обществе, чтоб не было ее в прессе, не нужно, не суйте нам ее"! И сегодня это сопротивление. Это сопротивление уже не большевиков, вот это очень важно. Не с большевиков началась ненависть к Церкви и не ими кончается. Так что трудно прогнозировать, как пойдет дальше ход веры. Мы так сотрясены, поймем ли мы вообще, широко говоря, пойме ли мы, что наше духовное падение страшнее нашего физического. Повседневно мы говорим о нашем физическом падении. Оно нас беспокоит, справедливо беспокоит, действительно, как же жить? Как же барахтаться?

Тут вот сразу одновременно меня спрашивают относительно старообрядцев. Да вот я говорил о том, чтобы покаялись перед старообрядцами. Да, раскол XVII века, страшное событие, я писал давно уже вот в этом самом письме за пользу зарубежной церкви. В России старообрядческой не мыслю я революции, не было бы революции, но мы ее готовили с XVII века, потом всеми реформами Петра, потом петербургским хладнокровием, надменностью с далекого верха, потом противостоянием, неистовым противостоянием начала XX века. Мы подготовили эту себе судьбу.

"Какую роль в покрытии разрыва культурного пространства вы отдаете молодому поколению"?

Да, ведущую, даже главную, но только не хватает молодому поколению насыщения, прямой близости к насыщению и, о том же ведь, барахтается в нищете. Вот это надо понять. В нищете на голодный желудок, а только и может оно покрыть, и только может оно от наших старых зараз, которые пронеслись с тех прошлых веков, только оно одно и может освободиться и во всех отношениях культурное пространство соединить.

"Как вы думаете, ваши идеи самоуправления будут восприняты современной верхушкой"?

Я многократно говорил, что мы можем построить нечто полезное, здоровое только снизу вверх, как растет все естественное в природе. Начинать надо с государственной реформы, с местного самоуправления, с него. С него должен был еще Горбачев начинать. Еще до всех верховных советов. С него.

Местное самоуправление, которое постепенно возвышается, имея некоторую финансовую опору со сбора местных налогов и еще другие источники. Только ростом местного самоуправления разрешается талант народа, открываются пути для народной инициативы и для народного самодвижения. У нас по конституции, упомянуто самоуправление, так вскользь упомянуто. Оно не входит в органы государственного управления никак. И законы, которые Дума давала для самоуправления позорные. Мне пришлось, они меня просили консультировать, еще та первая самая ранняя Дума, в их комиссии, что они предлагали. Я пытался консультировать - бесполезно. Они издали закон, который душит самоуправление. В Государственной Думе самоуправление не нужно, поймите. Губернаторы получили себе волю, свободу личную, но не хотят распространять это дальше. Губернаторы не хотят, чтобы районные администраторы были также свободны относительно них, когда они сами также свободны относительно центра. А чтоб местные были также свободны относительно районных. Губернаторы на этом захлопнули крышку. А центральные власти, тем более, зачем ей это местное самоуправление, лишние заботы, зачем нужно знать. Народ нужен раз в четыре года - поголосовать. Кто-то там подсчитал, неизвестно как, все, можете идти, больше вы не нужны.

Тут вопрос такой еще есть: "Как я думаю, может возникнуть институт порядочных людей в России. Если нужно кто будет его собирать"?

Вот я думаю, что он может только вырасти из местного самоуправления, когда оно появится по всем точкам России. И так будут вырастать люди, потому что местное самоуправление должно делегировать из слоя в слой своих представителей, наиболее умных, активных, умеющих, вот как они будут расти. По профессиональному принципу, по производственному принципу. Будут туда втекать люди, которых все знают их способности и институт такой невозможно создать самому. Для него нужно много, много лет роста. Так же если бы спросили, как можно сделать здоровые, высокие сосны - никак, вот вырастут - будут.

"Не считаете ли вы, что указ президента об образовании семи федеральных округов, послужит хотя бы преодолением того географического разрыва России, о котором вы все говорили"?

Должен сказать, что этот закон еще себя четко не проявил. Не ясно многое в нем пока. Может быть, оно где-то уже есть, и я не читал и не слышал, мне и не видно. Чтоб судить о нем, надо знать подробности. Является это заменой представителей президентов каждой губернии, которые из "руки президента" превратились, в общем, так в пешку при губернаторе. Является ли замена или не замена. Может быть, это есть способ заменить их какими-нибудь генералами губернаторами, которые не будут зависеть от губернаторов. Может быть. Я думаю, что в лучшем случае этот указ может послужить не продолжению географического разрыва, а преодолению прямоидущего распада России, распада, когда некоторые республики, в Башкирской автономной республике даже не указано, что она член России, вернее Русской Федерации, нет такого пункта, что она член РФ. В Якутии и еще где-то, что они имеют право иметь армию, своего главнокомандующего. А Татария больше всех получила, она имеет заграничные связи и вообще все, что угодно. Понимаете, распад идет, вот что страшно. Когда республика получает столько прав, так остальные русские области в отчаяние, стали объявлять себя тоже республиками. Вы помните. Была такая волна, Приволжская республика, Уральская республика еще какая-то там, четыре республики образовались. Потому что мы, только как республики можем существовать, что нам остается, давайте будем тоже республиками. Значит, этот указ очень может быть, что и послужит скреплением России, но пока что слишком мало о нем известно.

Я прочту вопрос: "Оказывает ли влияние творчество писателя на формирование нравственных основ общества. Какова на ваш взгляд роль книги в реальной жизни людей"?

Сперва отвечу на второй вопрос. На мой взгляд, роль книги колоссальна. Из Гутенберговской эпохи нам бы, дай Бог, не уйти, а мы уходим из нее. Всеми силами уходим через всякие побрякушки, и мелькание на экранах. Я-то живу и верю, что книга не умрет, что книга останется. Книга это величайшее изобретение, благодаря, которому незнакомые люди на огромных пространствах могут основательно не бегло, какими-то мелкими дурацкими новостями: "Вот сегодня такая, вот сегодня такой-то дергались куда-то," а на огромных пространствах отдать большие мысли, и потом отзываться на них. Так что роль книги в моих глазах стоит очень высоко.

А вот оказывает ли творчество писателя на формирование нравственных основ общества? Ну, тут сказать так надо. Надо сказать тогда о литературе сегодняшней. Давайте я на нее немножко оторвусь. Вот этот общий распад, общий кризис в России. Общий культурный кризис и экономический привели к тому, что серьезные писатели подавленны, лишены материальных средств, в тиражах подавлены, уменьшено их влияние, но тут буйно разрасталось пустоцветие. Пустоцветы эти заполнили книжные каналы и гремят и заваливают прилавки, а какие у них импульсы и какие у них творческие приемы? Очень кратко скажу. Импульсы такие: только ни какая бы не была ответственность перед читателем. Я неответственен перед читателем, я самовыражаюсь. То есть я певец самого себя. Больше всего сейчас считается в этой литературе позорным заикаться, что литература должна служить обществу или каким-то нравственным ценностям. Ни в коем случае, ни тем более, нравственным ценностям. Это самовыражение. Это просто своевольщина, свободная от ответственности. Это импульсы такие, а чтобы повлиять идеями на общество, у них нет такой цели, намерений, веры в это и самих убеждений нет. Но когда убеждений нет, так что передавать? Это я про импульсы сказал, а творческий метод сейчас такой. Только бы не простота, не ясность, ни в коем случае, вот эти две вещи зачеркнем как самое позорное, должно быть очень сложно, очень сложно. Ни в коем случае не прямо от сердца, ни в коем случае не сердечно, а какое должно быть сложное творчество, которое отменяет бытие, действительность, создает лжереальность, какое-то клубление фантазии. И эти фантазии проваливаются в какую-то дыру - их нет. А ведь между тем сочинять фантазии гораздо легче, чем искать правду в жизни, гораздо легче. Современный культурный кризис, он очень широк, и он выходит за пределы нашей страны...

"Как вы видите творческое развитие А. Зиновьева"?

Знаете когда-то, знакомство с Зиновьевым, так пришлось, началось с того, что я читал его интервью, где он доказывал, что коллективизация было величайшее благо для нашего крестьянина, и сам он сын крестьянина. Вот после этого я его серьезно никогда не разбирал. Я не считаю возможным времени тратить на этого человека, если он считает коллективизацию величайшим благом. А концепция у него, по-моему, не знаю, судя по отзывам не по его работам. У него концепции менялись все время, то такая, то одна, то другая, то третья.

"Вы высоко оценили работу русской школы в Москве. Каким вы видите российское образование XX века, хотели вы составить школьную программу на будущее"?

Я по мере сил сотрудничаю с педагогическими журналами или газетами или лицами, пишу им иногда рецензии на их работы. Я, если бы у меня еще была одна жизнь, я бы отдал ее школе. Но жизни такой у меня нет, что мог я выражал иногда в педагогических высказываниях.

"Каким должно быть образование?" Образование должно быть таким: и динамичным, в смысле современности, не застыло дремлющем и все время пронизанное нравственными ценностями. Вот если это совместить, тогда мы получим образование, и так это работа надолго-надолго. Школа наша в тяжелом положении, а нам подсовывают реформы одну за другой, глупее другой. То двенадцатилетку прожить скорей не подготовив ничего.

Да, тут такое написано: "Мы тоже верим в книгу, но в Вермонте вы связывались с библиотеками мира через Интернет".

Поправлю вас, о нет. Я человек старомодный и Интернета тогда еще не было, а если бы был, мне уже за всеми техническими новинками не угнаться. Я пользовался старомодно, я слал запросы в библиотеку местную, к которой был прикреплен, а она по всему американскому континенту находила книгу или газету любую и присылала мне. Вот только что техника была часто в виде пленки, но, так значит, я имел фильмоскоп и читал ее. Вот так, вот я и связывался. Самые настоящие книги читал. Интернет, у меня еще не сложилось мнение, я не знаю. Конечно, это грандиозный шаг, но как всякий грандиозный шаг и опасен. Ну, посмотрите какой-то любой, любая понимаете, - хлоп может взорвать так Интернет, что его расчищивают сразу в нескольких десятках стран. Я не понимаю этой техники и не могу сказать вам, просто не берусь. Спрашивайте кого-нибудь помоложе.

"Александр Исаевич простите, пожалуйста, можете ли вы ответить на несколько вопросов о ваших книгах, о литературе, потому что все больше речь идет о политике, о глобальных проблемах. Можно спросить пару вопросов просто о ваших книгах"?

О моих книгах? А что же о моих книгах говорить, если они сами за себя говорят. Я могу только жалеть, что я попал так, что когда миллионные тиражи шли еще по советской инерции, меня тогда запрещали и не пускали, а когда меня разрешили, разложились книгоиздательства. И так вышло, что, в общем, не повезло мне, опять не повезло. С опозданием мои книги появляются и сейчас появляются, сейчас работаем мы, жена моя работает с несколькими издательствами. Они будут в разных издательствах разные книги появляться. Но при разрыве культурного пространства, если они появятся в каком-то областном центре, может быть, там и застрянут. Так получается, когда я в Москве издаю книгу, а из Петрограда пишут, что достать вашу книгу нельзя. В Петрограде нельзя, а где же тогда можно?

"Скажите пожалуйста, как менялся замысел "Красного колеса"?

Я скажу вот так, видите. Что значит менялся замысел "Красного колеса". Поскольку я 54 года назад над этим думал, то конечно за 54 года было бы странно, чтобы он не поменялся. Совершенно верно мне в начале казалось, под словами революция я понимал то, что произошло в октябре 1917 года. Я собирался это описывать. И я многие годы к этому готовился, пока, наконец, открыл, что Октябрьский переворот был уже следствием частным почти эпизодом, по сравнению с истинной революцией, Февральской, а Февральская революция корнями своими идет из конца XIX века, начала XX века, и тогда я стал отступать, изучать вплоть до наших террористов революционеров. И Февральская революция стала главным событием. От этого, конечно, многое что менялось, но это нигде в "Красном колесе" не осталось. "Красное колесо", которое написано вот за этот последний 21 год. Там все уже определено четко. Единственное что произошло, я понял, что надо остановится на апреле 17-го. Во-первых, потому что уже все весь ход России определился. Уже в апреле 17-го было видно, что буржуазные партии проиграли революцию, что общество проиграло революцию, что власть лежит уже просто на улице, бери, кто хочет, большевики пришли и без труда ее взяли. Значит, поэтому кончил. Во-вторых, потому что уже 10 томов, да куда ж еще дальше писать? Поэтому мои персонажи, конечно, им всем предстояла жизнь, и она продумана до 1922 года, но от излога я отказался, я взял конспективный том. Конспективный том не содержит вымышленных лиц, то есть я описывал не от себя, он только исторических лиц описывает. Ну, а в общем, ваш вопрос скользкий в том смысле, что последнее дело сидеть писателю и объяснять свои произведения. Вот этим я никогда не занимаюсь. Читайте как написано, что поймете, как поймете, так вы наверное, значит, в чем-то и правы.

"У меня вот такой вопрос, конкретный. Октябрь 1993 года. Идет расстрел парламента. Я хотел бы узнать Вашу оценку действий президента Ельцина и я хотел бы уточнить еще, как по-вашему подлежит ли президент РФ уголовной ответственности в связи с этим?"

Я уже говорил, что указ о снятии с него какой либо ответственности я считаю, в общем, позорным, не может быть такого указа о том, что происходили преступления я то же говорил. По-моему вывод отсюда совершенно понятный. Не только же о нем, но сотни людей. У нас слово "олигархи" схватили и стали теперь неправильно использовать. Олигархом стали называть грабителей миллиардеров. Да нет! Простите, олигархи это те, кто толкутся на верху, 100-200-300 человек, вот кто олигархи. Те немногие лица, которые управляют страной. И, наверное, не только президент Ельцин, но с ним еще сотенка другая тоже должна была отвечать перед судом. Вот так.

"Самая больная проблема молодежи не в нищете, а в безверии и невозможности реализовать себя. Куда нам идти? Где сегодня совершают подвиги? Студентка педагогического вуза".

Правильно, что она пишет, что в безверии самое опасное, да, в безверии. Где веру искать, но не мне сказать вам где. А вера нужна. Ясно, что мы потеряли систему ценностей, которая выше нас, ясно, что мы заражены очень давно и глубоко, так называемым, хотите антропоцентризмом, а хотите у него другое слово - гуманизмом. То есть человек выше всего. Нет, выше человека есть высшие ценности. С ними надо как-то соотнестись и по ним идти, как по звездам. Вот этот антропоцентризм, этот гуманизм и довел нас сегодня до мирового кризиса, мирового тупика, о котором я сегодня здесь говорить не буду. А тупик-то есть, тупик-то страшный. Вы не думайте, что если западные страны благоденствуют, то они находятся в культурном расцвете, нет! Где же реализовать себя и где совершают подвиги? Там куда вас поставила жизнь. Вот там. И никакого другого совета не найдешь. Можно поискать, конечно, можно попытаться найти более верное место. Но и даже там, где вы просто стоите, там у вас есть возможность и подвиг совершить и реализовать себя. Можно переменить место.

"Скажите, пожалуйста, что вы думаете, о возвращении земли крестьянам, наследникам тех, у кого земля была отобрана?"

Писал я об этом уже! Повторю для вас, хотя в общем, я об этом уже писал. Я считаю так. Земля должна находится у землевладельцев. При обязательном условии эффективного сельскохозяйственного использования. Для этого должна быть система: Земельных комитетов на местах, Земельного банка, который раньше существовал в России и земельное благо приносил. То есть исключительно занимался кредитованием мелких собственников земельных. У нас сегодня купить землю, в общем, ни один земледелец не может. Нужно чтоб Земельный банк мог давать долгосрочные кредиты под низкий процент для приобретения земли и инвентаря, ведь на голую землю нечего идти. А для тех кто еще может доказать, а я знаю, у меня письма такие есть, может доказать истинными свидетельствами, что вот эта земля отобрана не справедливо у моего деда или прадеда. Таким дать бесплатно. Но дальше земельный комитет наблюдает пристально за всеми. Он наблюдает если год, два, но можно максимум три, человек запустил земельное хозяйство, он не дает эффективной отдачи от земли, отобрать у него землю. Бесплатно дали, бесплатно и отобрать. Дали за деньги, пусть вернут ему деньги, вернут вложенное, а землю отобрать. Земля должна работать и кормить, вот какая цель. А у нас сегодня только свободная покупка земли, покупка продажа, рынки, скорее пустить на биржу, чтоб наши миллиардеры схватили землю, чтоб иностранные миллиардеры схватили землю и все, а вы кормитесь иностранными продуктами, импортными.

"Не переоцениваете ли вы способность народа прислушаться к голосу разума. Задуренные западной жвачкой и развлечениями молодежь в городе, водкой и бульварным чтивом, глупым и прислуживаемым телевидением и прессой удушенной невозможностью с русской культурой, народ способен ли освободится и возродится в принципе?"

Так вот видите, вот об этом я и говорю. Конечно, то, что предлагается нам, что дается взамен культуры - это разрушительно, это отравление наших душ. Сумеем ли мы через книжную культуру и тоже через всякие книжки, сумеем ли мы через нравственные объединения, церкви, союзы, просвещенческие общества, сумеем ли мы возвысить свою душу. Вот это и есть тот подвиг. Где подвиг совершить? Да вот его каждый должен сам для себя, прежде всего, совершить подвиг, душу свою очистить от мусора и от помоек, защитить и открыть для высших ценностей. Это начало. Я лично верю, что это может произойти. И в этом смысл моей деятельности, а сколько на этом препятствий, тут не мне вас убеждать.

"В чем главная миссия библиотеки?"

Главная миссия библиотеки не изменилась, по-моему мнению, за последние 100 лет никак. Быть светочем разума и культуры, хранить в себе драгоценности духовные и открывать их всем, кому возможно, кому позволяют обстоятельства. Библиотеки они как светочи, светящиеся точки на поле нашей России. Но вот я начал с того, что, увы, немногие эти точки в сельской библиотеке - сердце сжимается, совхозные библиотечки. Вот что там тем библиотекам, а ведь там люди, которые живут, им не куда поехать. Никуда не поедешь. У них средств нет. Они идут туда. Получат ли они там светочи? Ваша библиотека имеет в этом смысле превосходные условия, хотя душат вас, что говорить.

Тут два вопроса о Шолохове: "Ваше отношение к обнаруженной и приобретенной за большие деньги рукописи написанной якобы рукой Шолохова. Не признаете ли вы ошибку относительно сомнения в авторстве Шолохова. Факты и в том числе, наконец, найденная рукопись, подтверждает - великий роман написал Шолохов".

Я вам скажу. Моего мнения, собственно говоря, там нет. Мое мнение уже третично или четверично. Когда я был в Ростове-на-Дону десятилетним мальчиком, то взрослые говорили, которых я слушал, умные взрослые интеллигентные: ""Тихий Дон" украден", тогда они говорили, я еще вообще ничего не знал, я не читал "Тихого Дона". Это было повсеместно известно - "Тихий Дон" украден. Белый офицер какой-то оставил дневники свои, эти дневники использованы, о нем написан роман, вот как тогда говорили. И сейчас же пять великих пролетарских писателей во главе Серафимовичем, Авербахом, и еще трое там. Они - это контрреволюция, кто будет говорить, всех будем сажать. Вот так они победили. Победили вот так, очень просто без всяких рукописей. И на долгое время замолчали. Все. Все замолчало. А потом стало, в том же самом Ростове-на-Дону проснулась. Там Моложавенький написал первую работу про Крюкова. Я сам Крюковым занимался независимо от этого. Потому что Крюков, я не люблю, чтобы сам писатель был персонажем в романе. Я никогда так не делаю. Но лично Крюков интересен был очень, по его положению в Петрограде и на Дону. Я описывал Крюкова, я его читал много, изучал, само собой. А тут мысли о том, что не Крюков ли написал "Тихий Дон". Сказать Крюков или не Крюков, я не решался, я не утверждал никогда, что именно Крюков. Действительно перо в "Тихом Доне" энергичнее крюковского, заметно энергичнее. В первую очередь сильнее. Что "Тихий Дон" великий роман я ни одной минуты не спорю, ни одной минуты. А мне что только не придумывают, что я автор того, что Шолохов не автор "Тихого Дона". Да еще я мальчишкой был сопляком, когда уже все это говорили, и запрещено было говорить. Когда мы сотрудничали с Томашевской, она возбуждена была этой темой от Моложавенко, Ростова и от Крюкова. Она работала над этой работой, я содействовал ей, как мог организационно, материально и написал предисловие, как я понимаю ну самые простые вещи, которые лежат на ладони. С тех пор появились работы вот супругов Макаровых, Борселло, еще несколько работ на эту тему. Ну вот они все вместе составляют большую Шолоховскую литературу. А те, кто нашли рукопись, когда проведут ее текстологический анализ, когда установят, что это рука Шолохова и что все это написано действительно вот в то время. А то ведь говорят, что не могут писем этих Шолоховских найти, не он сам писал письма, а кто-то писал другой. Я с этой рукописью работал, я не знаю, она для меня не является ни в какой степени доказательством. В моих предисловиях Томашевской сказаны основные параметры, почему мне кажется невозможным. Вот я не представляю, вот теперь, когда я прожил всю жизнь и написал "Красное колесо" за пол века, я не представляю как можно написать 21-летнему молодому человеку почти неграмотному, несколько классов земской школы или церковно-приходской, который не был на войне и описывает ее великолепно, я не понимаю как это можно написать. Я не понимаю. Как можно потом вычеркивать лучшие слова, какие там есть, охотно разрешать выбрасывать все, что украшало "Тихий Дон" в лексическом отношении, начали выглаживать, выглаживать, выбрасывать, как автор продолжает быть. Я не могу понять, почему автор начинает "Поднятую целину" и потом ее 20-30 лет не кончает? Но пусть разбираются те, кому нужно. Не моя это придумка, мое дело в стороне.

"Александр Исаевич, вы сказали вот про систему самоуправления. Понятно, что сосны должны вырастать с земли, но наверное нужна какая-то государственная политика. Многие сейчас ждут послание федерального собрания нового президента. Там есть разделы о моральных качествах, в общем, обозначились как какой-то идеологией. Чтобы вы хотели услышать от него? Есть ли какая-то правда?"

Вы правы, что для того чтобы это все провести, нужна определенная политика законодательства. Совершенно правильно. Но неужели мы будем это здесь обсуждать? Чтобы я хотел от органов, которые будут проводить (законодательство)? Так что ли?

- Нет не от законодательства, а от него, как от человека, который стал нашим новым президентом. (реплика из зала)

- От кого кого? (А.И.Солженицын)

- От Путина (из зала)

- Ах от Путина. Ну страна вся ждет от него. 52% в первом туре единодушно, мы слышим очень много восторгов, надежд. Я сказал вот только что в интервью, что по-моему Россию надо спасать не в годах, а в месяцах и в неделях. И поэтому мне лично пока видно одно, что за 40 дней президентства или за 120 дней президентства и за 3, 4 месяца перед президентством, оздоровительных крупных шагов пока не сделано. Может быть, вот с этих округов что-то начнется...

"Как вы смотрите на перспективу союза между западом, НАТО и Россией? Необходим ли он обеим странам?"

Я считаю это вздором. Ну, тут приходится сказать немножко о самом НАТО. НАТО было создано как оборонительный союз с условием железным, что действует только при защите своей территории членов союза. Не действует помимо Организации Объединенных Наций, не действует на других территориях, а когда Горбачев отдал им Восточную Европу, он постеснялся взять с них документик. Об этом тут говорил Примаков. Документик надо было сказать. Они говорили никакого расширения НАТО не будет. Клянемся, не будет. А Горбачев сказал (не сказал) отдайте договор. Не дал, не написали. Все, начали расширятся. В расширении этом не то удивительно, что Восточная Европа поверила и тянется к защите. У нее так нагорела опасность с Востока, что их можно понять, только они не понимают бедняги, куда они лезут, что им не придется от России, им придется защищать интерес НАТО во всем мире. Ландцкнехтами они будут. НАТО уже начало действовать вне своих границ. Вот в Югославии. НАТО заключает, Северо-Атлантический союз заключает военное сотрудничество с Украиной, Закавказьем, и Средней Азией. Дураком слепым надо быть, чтобы не видеть, что нас окружают на захват. Ну, понимаете, что значит НАТО на Украине? Это значит, что через час военных действий Северный Кавказ отрезан, через два часа Воронеж взят, что им делать в Средней Азии, если они Северо-Атлантический союз им в Средней Азии делать нечего. Но они будут еще и в Африке, на Дальнем Востоке, везде будут. Они уже не считаются с ООН. Как когда-то Гитлер, ему мешала Лига Наций он вышел, так они по сути раз встряхнули. Понимаете? О каком там союзе говорить. Глупость какая-то

Ну, про Америку просят сказать, что там больше понравилось, что там меньше понравилось. Библиотеки очень понравились, прямо скажу, библиотечное обслуживание великолепное, я в лесу сижу и все, что я заказываю, я получаю тут же.

"Расскажите о романе В круге первом".

Что же рассказывать. Читайте, если хотите. Нет, так нет. Я рассказывать не буду...

Это поразительно: "Почему я не подаю заявку для поступления в депутаты Думы?"

Потому что это не по моей квалификации. Я смотрю на депутатов Думы и не радуюсь. И когда в первую Думу пошел говорить, не потому я пошел говорить в первую Думу, чтобы их в чем-то убедить. Я знал, что их не убедишь ни в чем. А я пошел, потому что гарантирована мне прямая трансляция по первому каналу по всей России. Вот только поэтому я пошел и 45 минут говорил, а иначе я не пошел бы в ту Думу говорить.

"Будет ли моя программа на телевидении?"

Откуда она возьмется? Закрыли мою программу на телевидении. Сейчас иногда предлагают сказать, я говорю, не отказываюсь. Закрыли мою программу на телевидении, потому что, когда про Чечню то я сказал тогда же, как только ее затребовали на верх, так и закрыли, а когда я сказал о 50-летии Войны, то показали после праздника в какое-то там незаметное время и никто и не запомнил, а теперь, когда 55-летие вытащили эту передачу и вот дали в этот раз. Это старая моя передача, которая была 5 лет назад. Может, кто видел.

Да, ну тут благодарят за отказ от казенного ордера.

Вот эта вот новая идея, которая объединила бы наше общества. Вы знаете, это такой балаган, что начали вырабатывать по указу президента национальную идею. Просто балаган. Национальная идея может существовать, она сама должна родиться! Естественно должна родиться. И что б заткнуть все эти разговоры, у меня спросил тогда Киселев, спросил как насчет национальной идеи. Я сказал по-моему идею надо взять у Петра Шувалова, который был при Елизавете, 250 лет назад. Он высказал идею - сбережение народа. Прошло 250 лет и ничего важнее сбережения народа нет. Мы умираем, мы уходим с земли. Вот с чего наша первая идея. Если сбережемся, так кто-то нам идею составит. Родится она сама. Рано еще идеи составлять.

"Но что-то положительное вы видите в современной России?"

Я вижу множество. Я объехал 27 областей. Я видел множество людей, которые жаждут вложится в творчество общее, не художественное творчество, театра творчество, созидательное, социальное, производственное, земельное, общественное. Хотят вложится, хотят соединиться, хотят работать. Там возникает союз, какое-то движение, их давят. Не дают им развернутся, никто их не поддерживает. Вот этот потенциал, который в нашем народе еще, слава Богу, есть, который, я сумел встретить, этот потенциал во многих больших сборищах, которые были по 1,5 тыс. человек на моем пути. Этот потенциал, я только им и дышу и живу. И в письмах его получаю, и сегодня еще отдельными импульсами. Вот это, несомненно, что у нас только хорошее есть. И традиции есть, которые мы, в общем, забыли, а если возобновляем традиции, то только так внешне, по внешнем признакам. Ну там маслена возобновилась, еще что-то такое, а традиции нравственные, традиции порядочности, благородности, деликатности, невмешательство в чужую душу. Этих традиций у нас, они еле-еле держатся, еле-еле тлеют.

Ну, вот опять тоже самое: "Если бы существовал институт настоящих людей, какими качествами они бы обладали?"

Ну друзья мои, я думаю что в своих книгах в частности "Россия в обвале", "Как нам обустроить Россию" я примерно говорил же об этом, что же я буду повторять. Вообще, вот такая встреча как сегодня, она и ценна, и вместе с тем надо знать ей границу, потому что начинать пересказывать все, что я мог бы, где-нибудь давно говорил и снова повторять, и ценно, потому что для здесь присутствующих говорю, и не ценно, потому что я не могу посвятить себя повторениям. Ведь я когда книгу пишу, написал, и мне уже не хочется второй раз об этом говорить, а получается, что нужно, приходится многое повторять и повторять.

"Вы часто произносите слова высшие ценности, что это по-вашему?"

Я так понимаю, что это интуитивно дается каждому. И каждому на разную глубину и на разную высоту. И это не нужно описывать словами. Давать формулировку точную научную, потому что это каждый называет по-своему. Один говорит о Боге, о вере своей, другой просто о высоких нравственных ценностях. Кто-то о каких-то духовных ценностях. Кто-то понимает под нравственными ценностями, что выходит за пределы наших материальных потребностей, что выше нашего существования, и остается независимо от нашего физического состояния. Вот оно и есть. Есть вещи, которые не надо научно формулировать, они не требуют научной формулировки. Интуиция более высокий способ познания, нежели обычное научное познание.

"Есть ли у меня проект экономических реформ".

Конечно, нет. Я в экономике себя специалистом не считаю.

"Как можно говорить о самоуправлении, если местная власть этого не допускает?".

Так вот, я об этом говорю, что ее не допускают, ее душат, ей не дают финансовые основы. Государственная Дума тоже провозгласила, что может существовать, но государственной основы не дали, налоги не идут туда, никакие отчисления в производство не идут, а так вот на голом месте садитесь, а губернатор разгонит... Нет, моя позиция в этом ни как не изменилась... Ну это уже повтор...